Актеры-любители

На стол лежали пьесы, роли, стояли стаканы чаю, чернильница, колокольчикъ и письменныя принадлежности. Офицеръ предсдательствовалъ,

— Ну-съ, Михаилъ Иванычъ, продолжайте, обратилась къ нему Кринкина.

Тотъ позвонилъ въ колокольчикъ и началъ:

— И такъ пускаю на голоса. Одну большую пьесу ставить въ первый спектакль или нсколько маленькихъ?

— Нсколько маленькихъ. Нсколько маленькихъ, послышалось со всхъ сторонъ. — Одна большая пьеса, такъ инымъ можетъ и ролей не хватить, а играть хочется. И наконецъ, лучше-же показать всю труппу.

— Позвольте… но вдь и въ «Горе отъ ума» масса ролей! воскликнулъ Гуслинъ. — Поставимъ «Горе отъ ума» и дайте мн сыграть Чацкаго.

— «Горе отъ ума», Аркадій Лукичъ, мы поставимъ въ одинъ изъ слдующихъ спектаклей, когда выяснятся способности актеровъ нашей труппы, возразилъ офицеръ. — У насъ много новыхъ любителей, съ дарованіями которыхъ мы еще незнакомы.

— Помилуйте… Я игралъ Чацкаго.

— Объ васъ мы не споримъ, но есть другіе. Вдь «Горе отъ ума» не «Помолвка въ Галерной Гавани».

— Пошлая пьеса. И наконецъ, заиграна до нельзя. Я стою за «Горе отъ ума».

— Кто еще за «Горе отъ ума»? Потрудитесь подать голоса.

— Пожалуй, я сыгралъ-бы князя Тугоуховскаго. У меня кстати и паричекъ есть, прохриплъ Конинъ.

— Больше никого? спросилъ офицеръ. — Только два голоса. Вопросъ забаллотированъ. Будемъ ставить маленькія пьесы.

— Ежели водевили, то въ водевиляхъ я не играю., сказалъ Гуслинъ, поводя глазами.

— Хотите, мы вамъ поставимъ «Сцену у фонтана» Пушкина?

— Ну, что «Сцена у фонтана»! Надо чтобы Марина хорошая была.

— Марину я когда-то играла, начала хозяйка. — Конечно, я теперь ужъ немножко устарла, но если загримироваться…

— Играйте, играйте, Лариса Павловна. Вы будете прелестны… наклонился къ ней гимназистъ.

Остальные безмолвствовали. Два молодые человка изъ банковскихъ чиновниковъ переглянулись и сдлали другъ другу гримасы, а одинъ изъ нихъ прошепталъ:

— Ну, Марина! Разв бабушку Марины ей играть.

— Я не настаиваю, господа, я такъ сказала… Сказала потому, что, какъ извстно, изъ исторіи, Марина и на самомъ дл была уже не первой молодости.

— Гд это вы вычитали? послышался вопросъ.

— Ахъ, Боже мой! Я читаю массу источниковъ. И наконецъ, не восемнадцатилтней-же двушк Марину играть!

— Ежели ставить сцену у фонтана, то я, какъ режиссеръ, предложилъ-бы Марину сыграть мадмуазель Бекасовой, вставилъ свое слово офицеръ.

Кринкина сдлала кислую гримасу.

— Я Маничку Бекасову обожаю, она прекрасная актриса, но судите сами, какая-же она Марина, ежели она энженю! И кром того, молода.

— Я энженю? воскликнула двица Бекасова. — Никогда я энженю не бывала!

— Однакоже, душечка…

— Позвольте, господа. О чемъ мы хлопочемъ? Зачмъ намъ «Сцена у фонтана»? Чтобы дать роль мосье Гуслину? Но вдь предполагается поставить комедію въ стихахъ «Которая изъ двухъ», гд для мосье Гуслина будетъ прелестная роль, заявилъ Плосковъ. — Ршили составить спектакль изъ легкихъ пьесъ — изъ легкихъ и составимъ.

— Противъ комедіи «Которая изъ двухъ» я ничего не имю, отвчалъ Гуслинъ.

— Не имете? Отлично. Ну, такъ вотъ-съ… Первая пьеса будетъ «Которая изъ двухъ»? Роли Кривскихъ мы раздлимъ между мадемуазель Бекасовой и мадемуазель Трубачевой, горничную потрудится сыграть мадемуазель…

Офицеръ, сказавъ это, взглянулъ на Любу.

— Любовь Андреевна Биткова, подсказалъ Плосковъ.

— Согласны, Любовь Андреевна? спросилъ офицеръ.

— Согласна. Но я не знаю, какая это роль.

— Прелестная ролька лукавой горничной и вамъ какъ разъ она будетъ по характеру. Ну-съ, такъ и запишемъ, а потомъ перейдемъ къ выбору водевилей.

Офицеръ придвинулъ къ себ чернильницу и принялся писать.

IV

Въ это время, изъ другой комнаты вышелъ, неслышно шагая ногами въ войлочныхъ туфляхъ, сдой старикъ съ торчащими въ разныя стороны прядями волосъ на плшивой голов. Одтъ онъ былъ въ какой-то срый архалукъ, на одной изъ пуговицъ котораго вислъ замасленный шелковый кисетъ. На лбу старика были подняты круглыя серебряныя очки. Въ рук онъ держалъ трубку на короткомъ черешневомъ чубук. Посмотрвъ на присутствующихъ мутными срыми безжизненными глазами, онъ подошелъ къ столу и въ это время быль замченъ Кринкиной. Ее всю какъ-то передернуло и она спросила старика:

— Никита Васильевичъ, вамъ что надо? Вы зачмъ пришли?

— Я, матушка, насчетъ коньячку къ чаю. Глафира горничная сказала, что у васъ тутъ коньякъ есть.

— Идите, идите къ себ… Какой тутъ коньякъ! Вамъ коньяку нельзя.

— Я чуточку, для вкуса…

— И чуточку нельзя. И наконецъ вы знаете, что въ гостиной трубку курить нельзя.

Офицеръ и толстая комическая старуха привстали и стали здороваться съ старикомъ. Офицеръ, протянувъ ему руку, даже что-то заговорилъ, но Кринкина перебила его.

— Не задерживайте, пожалуста, Михаилъ Иванычъ, Никиту Васильича, не задерживайте, иначе онъ насъ прокоптитъ своей трубкой. Идите, идите, Никита Васильичъ, къ себ, повторила она приказъ. — Нельзя вамъ коньяку. Вдь вы очень хорошо знаете, что вамъ вредно.

Старикъ крякнулъ и поплелся обратно. Это былъ Кринкинъ, мужъ Ларисы Павловны, и она тотчасъ-же сказала Люб: