Актеры-любители

— Право, я не знаю. Объ этомъ разговора не было, отвчала Люба, подумала, вспомнила сегодняшній разговоръ съ матерью и спросила: — А вы сколько жалованья въ банк получаете?

— Я-то?.. проговорилъ Плосковъ и замялся. — Жалованье у меня не велико, но мы получаемъ хорошія награды посл новаго года. — Потомъ мы предугадываемъ биржевой курсъ бумагъ и играемъ на бирж. Въ банк часто вообще бываетъ такъ, что курсъ впередъ извстенъ. Потомъ мой отецъ опытный маклеръ. Да… это бываетъ иногда очень выгодно.

— Ну, а жалованья-то все-таки сколько-же получаете? допытывалась Люба.

— Двсти рублей… Но жалованье наше нельзя считать. Главное — награда и игра на бирж, отвчалъ Плосковъ. — Ничего… Намъ жить можно. У васъ ужъ, поди, и брилліанты приданые есть? спросилъ онъ опять.

— Нтъ, брилліантовъ еще пока не покупали.

— А шуба, шуба… Традиціонная купеческая чернобураго лисьяго мха ротонда, крытая бархатомъ?

Онъ усмхнулся.

— Тоже еще не покупали.

Часовъ въ двнадцать актеры-любители начали расходиться отъ Кринкиныхъ, сговорившись о дн репетицій. Уходили вс разомъ. Любу дожидалась въ прихожей горничная. Горничная хотла подать Люб пальто, но Плосковъ вырвалъ его у ней и самъ подалъ Люб. Во время надванія пальто онъ ухитрился незамтно чмокнуть Любу въ ручку. Та вспыхнула, но ничего не сказала. Выйдя на подъздъ, Плосковъ усадилъ Любу на извощика рядомъ съ горничной, а самъ на другомъ извощик похалъ провожать ихъ и, проводивъ до дома, при прощаньи крпко пожалъ ручку Люб.

VI

Дарья Терентьевна еще не спала и дожидала Любу; когда та вернулась отъ Кринкиныхъ. Дарья Терентьевна встртила ее въ прихожей. — Ну, что? Какъ? Разсказывай… начала она, цлуя дочь.

— Да вотъ узнала, что вы приказывали. Двсти рублей онъ жалованья въ банк получаетъ. Двсти рублей въ мсяцъ и кром того, говоритъ, награды хорошія… отвчала та.

— Фу ты пропасть! Да ты про кого? вытаращила глаза Дарья Терентьевна.

— Да про Виталія Петровича. Сами-же вы велли спросить, сколько онъ жалованья получаетъ.

— Да вдь я теб сказала вообще, сказала только къ слову, что ежели за тобой какой-нибудь молодой человкъ ухаживаетъ, то ты должна стараться узнать, сколько онъ жалованья получаетъ, а ты ужь сейчасъ — и на поди!

— Онъ, маменька, очень ухаживалъ, онъ даже до нашего дома насъ проводилъ.

— Ну, не болтай вздора. Этотъ теб въ женихи не годится. Что такое банковскій конторщикъ! Да въ другой разъ не позволяй ему и провожать себя: «маменька, молъ, этого не любитъ». Я тебя про другихъ спрашиваю, кто тамъ былъ.

— Онъ, маменька, говоритъ, что онъ на бирж играетъ и что это очень выгодно, что онъ хорошія деньги наживаетъ.

— Да что ты все про этого Плоскова! Говорю теб, что онъ теб не пара! Ты двушка богатая, съ большимъ приданымъ. Будешь много про него болтать, то я и на репетиціи пускать не стану. Богъ съ нимъ и съ спектаклемъ. Да и вообще мн не по нутру эти спектакли. Ежели я согласилась тебя отпустить, то только изъ-за того, что нтъ-ли тамъ какихъ-нибудь мужчинъ основательныхъ; солидныхъ.

— Офицеръ былъ какой-то, только онъ со мной почти не разговаривалъ. Это нашъ режиссеръ. Онъ распредлялъ роли.

— Да ты, кажется, совсмъ не понимающая! Иди, раздвайся.

Люба отправилась къ себ въ комнату и стада снимать съ себя платье и корсетъ, дабы ложиться спать. Черезъ нсколько времени къ ней опять пришла Дарья Терентьевна. Она была въ юбк и ночной кофточк.

— Что это за люди Кринкины? Разсказывай… снова начала она.

— Да живутъ хорошо. Лариса Павловна дама хорошая, ласковая, такъ меня расцловала, только ужь очень она накрашена и сильно молодится. Все хочетъ молодыя роли играть. А вотъ мужъ у ней какой-то эдакій…. полоумный. Впрочемъ, онъ даже и не сидлъ съ нами, разсказывала Люба.

— Были-ли молодые люди изъ хорошаго купеческаго круга-то — вотъ я объ чемъ спрашиваю.

— Конинъ былъ. У нихъ, говорятъ, ватная фабрика.

— Ну, этотъ пьяница. Я знаю Конина. Это такой съ хриплымъ голосомъ?

— Да, съ хриплымъ. Только это, я думаю, отъ комизма.

— Какое отъ комизма! Просто пропилъ свой голосъ. Все съ актерами путается.

— Только онъ некрасивъ. Такой какой-то шаршавый.

— Красота тутъ не причемъ, матушка, а былъ бы человкъ солидный и изъ хорошаго купеческаго дома. Заводчикъ Корневъ былъ?

— Нтъ, не былъ.

— Да вдь онъ первый актеръ-любитель.

— Должно быть въ какомъ-нибудь другомъ кружк играетъ. Вдь любительскихъ кружковъ много. Впрочемъ, о немъ кто-то упоминалъ, чтобы пригласить его.

— Вотъ это подходящій человкъ, хоть онъ и любитель, вотъ за этого человка ты возьмись, ежели его пригласятъ играть. У нихъ и пароходство, и заводы — и чего-чего нтъ! Мукосевымъ онъ родственникомъ приходится да и кром того одинъ сынъ у отца.

— Онъ, должно быть, въ мукосевскомъ кружк и играетъ.

— Конечно-же тамъ. Вотъ ежели-бы въ мукосевскій кружокъ тебя пригласили играть, такъ я-бы зажмурясь отпускала, потому тамъ все дти купеческихъ тузовъ, а здсь, я думаю, сбродъ какой-то. Ну, кто еще былъ?

— Да все банковскіе служащіе изъ разныхъ банковъ.

— Ну, конечно-же сбродъ.

— Адвокатъ одинъ былъ.