Актеры-любители

— Да вообще.

— Въ нашей трупп все прекрасные молодыя люди. И нигд, знаете? двушка не составитъ себ такъ скоро партію, какъ участвуя въ любительскомъ кружк. Прежде всего, она на виду.

— Ну, не скажите. Не особенно-то любятъ этотъ видъ солидные женихи.

— Отчего? Я вотъ давно уже подвизаюсь среди любителей на сценахъ и сколько прелестныхъ партій составилось на моихъ глазахъ. Про Фулаевыхъ вы слыхали? <огатые купцы. Ихъ дочь Врочка въ прошломъ году играла также въ нашей трупп…

— Позвольте, позвольте… Что онъ это ей говоритъ? перебила Кринкину Дарья Терентьевна и даже заслонила свое ухо, чтобы лучше слышать, что происходитъ на сцен.

Дло въ томъ, что въ это время репетировали свою сцену Люба и Гуслинъ, а режисеръ Луковкинъ, стоя спиной къ рамп, кричалъ:

— Побольше лукавства, мадмуазель Биткова! Побольше лукавства! Вспомните, что вы играете хитрую субретку, прошу повторить эту сцену.

И началось повтореніе. Дарья Терентьевна все ждала, что Любу ущипнутъ за щеку, какъ это она прочла въ роли дочери, но ничего подобнаго на сцен не произошло. Гуслинъ не протянулъ даже и руки къ щек Любы.

— Какъ фамилія этого молодого человка? спросила Дарья Терентьевна у Кринкиной.

— Гуслинъ. Это начинающій адвокатъ.

— Длишки-то есть-ли? Поди, безъ длишекъ бдствуетъ?

— Ну, не скажу. Онъ занимается при какомъ-то присяжномъ повренномъ и тотъ ему представляетъ практику.

— Ахъ, даже и не самъ по себ, а изъ чужихъ рукъ глядитъ! Такъ… Ну, вотъ вы сейчасъ говорили о партіи… Я не про свою дочь, а вообще… Какая ужъ тутъ партія!

— Да вдь вс съ малаго начинаютъ. Но онъ прекрасный молодой человкъ. Немножко фатоватъ, это за нимъ есть, но душа у него предобрая.

— Одной душою нынче не проживешь, отвчала Дарья Терентьевна.

— Ну, невста принесетъ капиталъ.

— Т, которые за невстой даютъ капиталъ, тоже ищутъ, чтобы этотъ капиталъ къ другому капиталу приткнуть. Ну, а этотъ офицеръ-то что такое?

— Онъ режиссеръ нашъ, сказала Кринкина.

— Нтъ, я вообще. Богатый человк или такъ?

— Кажется, что у него нтъ никакого состоянія. Вотъ у насъ въ трупп состоятельный человкъ, — Конинъ.

Кринкина кивнула по направленію къ столу, за которымъ сидлъ передъ бутылками Конинъ съ компаніей.

— Знаю я его, небрежно сказала Дарья Терентьевна.

Кринкина продолжала:

— Немножко онъ кутнуть любитъ, но душа у него предобрая.

— Даже и не немножко. Я его по Озеркамъ знаю. Онъ тамъ на дач жилъ.

— Женится, перемнится, а быль молодцу не укоръ.

— Ну, ужъ этотъ наврядъ перемнится.

Въ это время Люба кончила репетировать и Плосковъ велъ ее подъ руку, приближаясь къ Дарь Терентьевн. Дарья Терентьевна опять сморщилась отъ неудовольствія и когда дочь съ Плосковымъ приблизилась къ ней, не утерпла и сказала:

— И чего это ты все подъ руку-то?… Будто одна ходить не можешь. Вдь здсь не балъ, не танцы какіе, а репетиція.

Плосковъ быстро оставилъ руку Любы, поклонился и отошелъ въ сторону. Люба хотла что-то сказать матери, но покосившись на Кринкину, только пошевелила губами и нахмурилась.

X

— Чтo-жъ, домой теперь? спрашивала Любу Дарья Терентьевна, вообще сидвшая какъ-бы на иголкахъ, хмурая и на всхъ косо смотрвшая.

— Какъ домой! Что вы! Мн еще нужно во второй пьес репетировать, отвчала та.

— Нтъ, вы погодите. Мы еще будемъ чай пить, обратилась къ Дарь Терентьевн Кринкина. — Самое интересное, что у насъ есть, это то, что мы пьемъ чай въ антракт репетиціи. Тутъ у насъ соединяются вс въ одну семью и длаются какъ-бы родными.

— Да вдь это вамъ интересно. Ну, а мн-то что?

— Вы увидите, какъ у насъ вс сблизившись. какъ вс, какъ говорится, санъ-фасонъ.

— Сиди ты! Куда-же ты? крикнула Дарья Терентьевна на дочь, видя, что та хочетъ отойти отъ нея.

— Я, мамаша, только къ Маш Бекасовой. Надо поговорить насчетъ костюма въ пьес.

— Какой у тебя костюмъ! Дали какую-то горничную играть.

— Ахъ, какая вы строгая мамаша! покачала головой Кринкина. — Дайте ей свободу, дайте ей походить. Чего вы боитесь! Вдь здсь все свои.

— Для васъ свои, а она-то вдь у васъ въ первый разъ играетъ, Ну, ступай, ступай, ужъ ежели такъ теб надо къ Бекасовой, смилостивилась Дарья Терентьевна, обращаясь къ дочери.

Люба отошла, Кринкина постаралась какъ-нибудь занять Дарью Терентьевну и принялась ей разсказывать, какъ въ прошломъ году Фулаева, дочь одного купца, игравшая въ ихъ трупп, составила себ отличную партію, выйдя замужъ за одного инженера-технолога, тоже любителя.

— По весн онъ получилъ прелестное мсто на желзной дорог — тысячъ въ пять и они ухали служить въ провинцію, продолжала Кринкина. — Братъ вотъ этого гимназиста, что стоялъ давеча около меня, былъ у нихъ въ Кіев… Они поселились по мсту служенія въ Кіев… и говоритъ, что живутъ, какъ магнаты. Потомъ еще въ прошломъ году у насъ составилась партія.

Дарья Терентьевна слушала внимательно, разговоръ пришелся по ней и отвлеклась отъ Любы.

А Люба въ это время сидла на сцен, въ кулисахъ, на бутафорскомъ диван, вмст съ Плосковымъ, и вела слдующій разговоръ:

— Что это съ вашей мамашей? спрашивалъ Плосковъ. — Удивительно, какая она непривтливая сегодня. Да и прошлый разъ, когда я у васъ былъ….