«Растила мама Женю одна. Его старшая сестренка умерла, и, видимо, родители не перенесли потери — расстались, когда мальчик был маленький. С отцом он больше не встречался и не помнил его. Мама, простая женщина из Гродно, оказалась в Москве после того, как в Первую мировую семья бежала от наступавших немцев. Работала санитаркой в роддоме, куда потом Евгений Александрович отвозил меня рожать наших детей. Там еще помнили Ольгу Лукьяновну Малевскую и отзывались о ней как о человеке благородном и справедливом. То же говорили и ее подруги, уже пожилые, которых Женя собирал у нас каждый год в день памяти мамы. Наверное, с сохранившейся в нем привязанностью к маме связано и то, что он нежно относился к стареньким женщинам, например, к гардеробщицам в театре, приносил им гостинцы, а если видел пригорюнившуюся, спрашивал: „Что ты сегодня грустная?“ И тут же старался помочь.
Обожал маму, и когда стал сниматься, брал ее, чтобы развлечь, с собой в экспедиции, на выступления перед зрителями… В его детстве никого больше с ним рядом не было. После школы приходил к ней на работу, делал там уроки, кормили его чем-нибудь. А так носился по дворам. Ольга Лукьяновна держала сына в руках, как могла, а он три школы сменил: мог что-нибудь отчебучить — смешил ребят. „Выпороть меня было некому“, — вспоминал позднее о том времени. Но когда началась война, он, четырнадцатилетний, пошел на завод, где делали снаряды. Все было, как потом описывали в книжках: ящик подставлял к станку — и работал наравне со взрослыми. А в свободное время бегал в консерваторию и в театры, пробираясь туда, как говорил, „на протырку“ — без билета, денег на который не было, потом билетерши его стали узнавать и пропускали спокойно. Тогда же обнаружилось, что у Жени идеальный слух, что он легко запоминает музыкальные произведения и, слушая их по радио, узнает композитора и даже исполнителя».
Однако серьезно с музыкой ничего не вышло — не учился он ей: сначала мама думала только о том, чтобы прокормить своего единственного и ненаглядного, потом началась война. Спустя годы Моргунов будет внимать лучшим певцам и музыкантам не только в Большом театре, куда станет приходить к своей возлюбленной, балерине, но и, благодаря ей, в домашней обстановке. Однако музыкальность останется в нем и в виде обостренного чутья на жизнь, в которой он ощущал себя, можно сказать, по-свойски. Но прежде чем Моргунов проявил свой едва ли не главный, стихийный талант, он «протырился» в кино.
Одна, но роль! Роль, но одна…
Как-то в театр, где служил наш герой в молодости, пришли Молотов с Кагановичем. Никого из начальства, видимо, на месте не оказалось, но гостям встретился Женя Моргунов, который, молниеносно сориентировавшись в «мизансцене», представился худруком и завел вежливый разговор насчет повышения зарплаты его «подопечным». Театральное руководство, узнав о самодеятельности «худрука», здорово перенервничало, но оклады указом сверху увеличили.