Актеры советского кино

Елена Санаева:

«Последняя роль у Ролана была во второй половине 90-х, в картине Мурада Алиева „Ночь желтого быка“: пожилой дядька, директор детского дома. Многие актеры, старея, теряют потенциал, но с Роланом ничего подобного не произошло: в той роли у него была такая мощь, столько доброты, печали… Сохранен был как актер до последнего. Но ему уже было не очень интересно сниматься: его манил письменный стол. Ролан хотел поработать с дневниками, может, сделать из них отдельную книгу, думал написать „Феноменологию детства“ — объемный труд о психологии ребенка, а детскую душу он знал. Но времени на литературную работу не оставалось. И это при том, что своего не снимал и все полученные от тогдашнего министра Павлова деньги на картины отдал другим режиссерам. А сам устраивал международные фестивали детского и юношеского кино, начал разрабатывать для правительства программу „Дети. Экран. Культура“. Кинематограф разваливался, и Ролан с этой затеей выглядел нелепо, что ли. Но оставить все и уйти в свободное плавание?.. После просмотра „Чучела“ один мальчишка написал ему: „Не бросайте нас, дураков“ — Ролан и не бросал.

А что он переживал в те годы? Я до конца поняла это во время нашей с ним поездки в Германию в девяностые. Там показывали „Чучело“. После одного просмотра, как всегда в последнее время, открыв перед сном ноутбук, Ролан что-то напечатал и сказал мне: „Стихотворение написал. Хочешь, прочту?“ Завершалось оно так:

В собственной жизни живу как высланный.
Силы нужны для жизни бессмысленной.

И это — после свидания со своей картиной?!

…Задуман природой он был, видимо, надолго, несмотря на язву и инфаркты. Его мама прожила до 92 лет, папа до 94. Ролан как-то подписал мне письмо: „Твой Рол-мул“ — он и вправду был десятижильным мулом. Но не дожил даже до семидесяти… Последний месяц, самый тяжелый, находясь на кислороде и понимая, что уходит, он однажды сказал мне: „Из-за этого человека я погибаю“. Не буду называть имени, но Ролан имел в виду одного московского начальника, который не дал ему закончить работы в кинотеатре „Бармалей на Пресне“. Это был бы первый детский электронный кинотеатр в Москве. Сердце мое готово было разорваться от того, что в такие дни Ролан думал о кинотеатре. Я могла ответить только: „Что ты говоришь, Ролочка!..“ Уходил он мужественно, был ласков с медсестрами. Но, видя, как он переживал, что не успел чего-то сделать, я принесла ему диктофон и попросила наговорить мне, что он хотел сказать в своем последнем, фактически снятом — девяносто часов материала, — но оставшемся неоконченным фильме „Портрет неизвестного солдата“. Слова Ролана были завещанием, сквозь хрипы и задыхания. На смертном одре он, много думавший о Боге, крестился и умер с именем „Роман“».