Актеры советского кино

«За семью печатями»

Эмиля Лотяну все вспоминают как режиссера дико талантливого — и властного, который, творя на экране собственный мир, предпочитал иметь дело с чистым материалом: либо с непрофессионалами, какими были его юные актрисы Светлана Тома и Галина Беляева, либо с неизвестными широкой публике актерами, на игре которых не лежал еще отпечаток ничьей руки.

Октавиан Григориу:

«Впервые Лотяну увидел моего отца в том самом межколхозном театре в Каушанах, куда однажды наведался: приехал из Бухареста, где жил, в Советский Союз учиться на актера, а потом и на режиссера. Мой отец в ту первую, мимолетную, встречу незнакомца запомнил и вспоминал потом: „Какой-то молодой румын — хотя румыном Эмиль Владимирович не был — в модном сером костюме с галстуком, с глазами как сливы“».

Через несколько лет он пришел на тот самый спектакль «Без вины виноватые» — и на протяжении всего действия не смог оторвать глаз от Григориу. Который, как мы помним, еще мало что умел — в его игре не было ярких, способных поразить акцентов, но Лотяну все рассматривал актера, понимая, что за его длинными паузами, за долгими, весомыми взглядами кроется еще что-то, кроме обычного мастерства. Позднее на кинофестивале в Каннах взгляд Григориу настолько поразил актрису Роми Шнайдер, что она спросила его через переводчика: «Почему вы на меня так смотрите?» После чего Григориу провел в ее компании весь вечер. Но так гипнотически он смотрел на всех. Режиссеры любили снимать Григориу крупным планом: он прекрасно чувствовал кадр, его экранное молчание стоило иных монологов, недаром его сравнивали с Жаном Габеном…

Октавиан Григориу:

«Теперь, в Бельцах, еще раз убедившись в хороших актерских данных папы, Лотяну пригласил его на пробы к своей картине „Красные поляны“. Так отец впервые попал в кино. Играл он деревенского парня Савву, отвергнутого чабанкой Иоанной. На женскую роль утвердили юную Свету Фомичеву, взявшую псевдоним „Тома“.

Обоим актерам съемки давались сначала тяжело. Лотяну и себя не щадил, о чем многие не подозревали: он производил впечатление человека, уверенного в себе, даже безапелляционного. Но, ища точное художественное решение, не спал ночами. Сам писал сценарий, вмешивался в работу всех, вплоть до бутафоров. На площадке показывал, как надо играть, и актеры должны были повторять за ним».

Но оказалось, что новичок — вещь в себе, а Лотяну снимал кино живое, ткань которого трепещет, и стремился каждого актера вытащить на грань его актерских возможностей. «Когда Григориу впервые ступил на съемочную площадку, — рассказывал потом режиссер, — он был таким же, как и сегодня — молчаливым и сосредоточенным. В нем таилось глубокое, упрямое молчание, отделявшее его от шума и суеты. Он пугал своей немотой. Обезоруживал. Со временем многие узнали, что за этим каменным пластом молчания, как за семью печатями, живет мир подлинных чувств, вулканическая смесь, способная прорваться наружу и обжечь».