Актеры советского кино

Полет над отключкой

Вот он, двигатель их молодости: желание превращать обыденность в театр. Никиту природа одарила ярким и гибким воображением. В фантазиях, которыми наполнен его «Американский дневник», сплелось грустное и смешное, гротескное и лирическое. И в то же время это не бурный поток, но умело выстроенные сценки. Никита писал: «Может быть, из меня вышел бы преотличный режиссер навроде Вима Вендерса или Вуди Аллена». Большинство виртуозных Никитиных «видений» напоминают кинематограф, европейский и американский, которым, вероятно, они и были навеяны. Свою жизнь в Америке, куда Никита ненадолго уехал уже после расставания с Настей, он описывает так, будто снимает кино, жанр которого определить невозможно. Здесь и фантастика, и психодрама, и экшн, что хотите. Если ночью он невыносимо хочет свою американскую подружку, поселившись у которой, спит пока на матрасе в другой комнате, то фиксирует в «дневнике» это вожделение совершенно натуралистически и в то же время с интересом наблюдая собственное подсознание. То есть воспринимает себя одновременно и изнутри, и снаружи, он и объект изображения, и художник.

Реальность в его записках органично перетекает в выдумку, а из нее автор ловко выныривает в привычное измерение. Найденный в спальне Ляли пистолет мгновенно заставляет вспыхивать внутренний «экран» Никиты: и вот уже он якобы заходит в ванную, где она моется, и, наведя на нее дуло, закатывает истерику, мол, обманула его с «камешками» (они оба будто бы подпольно торгуют бриллиантами), а потом стреляет. Кровь, в ванне лежит нежное тело, которое целует убийца… Или еще череда сцен. Никите плохо, то ли на самом деле, то ли в его воображении. Он представляет себе, что выползает на улицу, слышит над собой голос незнакомой девицы, та ведет его за шкирку к себе, ложится перед ним на кровать и раздвигает ноги. И только что больной Никита ныряет в раскрывшийся перед ним «красный цветок», уходит в женское лоно — и начинаются воздушной красоты видения. Страх смерти, сексуальное вожделение и символ спасительной материнской утробы, то есть Эрос и Танатос — вот что слилось в этой фантазии. Фантазии начитанного и насмотренного человека. Для которого шекспировские слова про мир-театр — естественны.