«Владик никогда не жаловался, только если у него зуб болел. И вдруг от него пришло письмо с фотографией, где на подушке — два огромных глаза, а рядом — больничная печать на белой наволочке. Вздрогнула: этот совсем седой с остановившимся взглядом человек — Владик… Потом еще одно письмо, небывалое: „Светланка! Я не жалуюсь, но что теперь врать, жить мне не так уж много — все усложняется, требуют срочную операцию, а я боюсь. Матери, естественно, ничего не говорю. Иногда так лихо, что и просыпаться не хочу. Матери тоже немного осталось, а единственное, что у нее есть, это Лидка. <…> Мне звонили, что приезжали твои друзья, но мы в Минске, я должен закончить картину. Напиши мне, пожалуйста, все. Хорошо? Целуй Лидку. Влад“. Не раздумывая, я решила лететь к нему в Минск вместе с дочерью — она собиралась к отцу на лето.
В Минске, после съемок мы с Владиком поехали на дачу, где он остановился. Пока хозяйка готовила ужин, мы бродили среди кустов сирени и все говорили, говорили, как будто заново знакомились. Я приглядывалась к Владику, хотела понять его состояние, он ведь плохо себя чувствовал, ему делали какие-то процедуры. Он, догадываясь о моей тревоге, успокаивал меня.
Владик устал. От того, что жил дерганно, что слегка разочаровался в профессии — ему, познавшему счастье в работе с Аловым и Наумовым, с Тарковским, больше таких встреч не выпало. Но надо было на что-то жить, содержать троих детей, помогать матери. И сниматься Владику все-таки хотелось. А здоровье не позволяло работать в полную силу.
…Он написал мне, чтобы я отправляла Лиду к нему. И вдруг прислал телеграмму: „Срочно откликнись Влад“. А через два дня, утром в коридоре нашей квартиры раздался телефонный звонок, я взяла трубку и услышала голос Туси: „Умер Владик“. В кассе аэропорта не было билетов, я сказала кассиру, что мы едем хоронить Владислава Дворжецкого, и люди, стоявшие вокруг, начали кричать: „Что вы глупости говорите! Мы вчера видели его по телевизору!“ Для всех его уход стал полной неожиданностью. Владику было всего тридцать девять лет…
Вспоминаю, как он был в Москве на съемках, а я отвезла Лидочку в детский садик и возвращалась на троллейбусе. Весна, утро, солнышко светило. И я увидела — через мост шел Владик и нес огромную игрушечную обезьяну. И такой он был счастливый!.. Если бы можно было длить и длить это мгновение: Владик, смешная обезьяна на его плече, солнечное утро и вся жизнь впереди…»
Избранные