Актриса на главную роль

Толпились, ясное дело. Кто-то резко выговаривал за глупость, кто-то острил, кто-то посмеивался, кто-то давал ценные советы под руку, все гомонили одновременно, как растревоженные пчелы в улье.

Но вот завидели вальяжно шествующего к собравшимся подчиненным Грановского, и словно всеобщий вздох облегчения прошелся по коридору.

– Ну что опять у вас приключилось, боже ты мой? – спросил и пожурил одновременно по-отцовски худрук, подходя к столпившимся.

Актеры расступились, освобождая пространство у распахнутых дверей. Личную гримерку по понятным причинам имела только Туркаева, остальные же артисты делили гримерки на двоих, а то и на троих. Полонский, например, соседствовал с Игорем Антоновым, который в данный момент, сидя на стуле перед диваном, старательно бинтовал «восьмеркой» щиколотку товарища.

– Да туже клади! – назидательно произнес кто-то из артистов из-за плеча Грановского. – Ты же не бинтуешь, а обвязываешь!

– Это вообще неправильно, – вставила явно волнующаяся Гордеева. – Надо эластичным бинтом фиксировать, простой стопу не держит.

– Где я тебе эластичный возьму? – огрызнулся Игорь.

– Федя! – позвал Грановский Золотова, не утрудившись повернуться к актерам, которые толпились за спиной.

– Я здесь, Тихон Анатольевич, – ЗэЗэ пролез между довольно плотно стоявшими актерами, словно уж меж камнями.

– Сходи к Элеоноре Аркадьевне, возьми у нее эластичный бинт. У нее точно есть, я знаю.

Да все знали, что у нее есть.

Спектакль, который ставила Глафира, был достаточно динамичным по своей драматургии, включал в себя довольно много пластики, движений, физической нагрузки. И Туркаева в профилактических целях фиксировала себе колени, а иногда и стопы эластичными бинтами с первого дня репетиций.

Знать-то знали, но сунуться сейчас к разгневанной приме никто не рискнул бы – ищите дураков! Пересветова, какой бы она новомодной и трендовой ни была, поставит спектакль и фюить! – улетит в свою Москву, только ее и видали, а Туркаева останется все в том же статусе ведущей актрисы и жены худрука, и попасть в ее немилость не приведи господь – жизни не будет, хоть увольняйся.

А так можно: не сам же просить пришел, напоминая таким образом про то, что она теперь не репетирует, потому что снята с роли, а по приказу руководства.

– Ага, – кивнул Золотов, разворачиваясь.

На сей раз актеры расступились, пропуская его. А чего не пропустить? Это же на выход, а не поближе к центру событий, к Грановскому с Пересветовой, решающим, что делать дальше.

Гримерка «несравненной», куда торопливо, но все же не бегом, направился Золотов, прости господи, Феодор, располагалась на этой же стороне коридора, но в самой его середине, через две двери.

– Лева! – загремел тем временем своим красивым, мощным, насыщенным баритоном Грановский, обращаясь к Полонскому. – Вот, какого хрена, скажи мне на милость, тебя понесло скакать со стульев козлом полугорным? Тебе на сцене прыжков и ужимок не хватает, акробат, ты наш неугомонный?

– Да, Тихон Анатолич, – повинился Полонский, чуть ли не слезу пуская. – Мы тут с Игорем… эм-м-м… – протянул он, спешно соображая, чтобы такого толкануть, – …попробовали усложнить задачу, поставленную режиссером. – Его совсем куда-то не туда понесло.

– Вам кажется, что надо бы усложнить? – преувеличенно заинтересованно переспросила Глафира. – Понаддать?

И посмотрела на него подчеркнуто вопросительно.

– Понаддавать, наверное, нет… все-таки не стоит… – понимая, что попал уже совсем конкретно, пытался отшутиться Лев Андреевич, – это уже как-то… – Он изобразил совершенно непонятные пассы руками.

– Акробатика, – подсказала ему Глаша, сохраняя абсолютную серьезность.

– Да! – наигранно произнес Полонский, кивая.

– Тихон Анатольевич, – неожиданно ухватив за локоть, осторожно окликнул Грановского Золотов. Выглядел он странно, словно был чем-то сильно напуган – бледный, с легкой испариной на лбу и каким-то диким взглядом. Незаметно оказавшись за спиной худрука, он произнес напряженным голосом: – Там Элеонора Аркадьевна… – и не договорил.

– В чем дело? – сведя брови, недовольно громыхнул Грановский.

– Она… – сбился Золотов и испуганно замолчал, лишь напустив большего тумана. – Вам надо к ней…

– Ну что там ещё? – возмутился Тихон Анатольевич, разворачиваясь и выходя из гримерки.

А Глаша вдруг ринулась за ним:

– Я с вами!

– Глаш, – чуть скривившись, тихо, так, чтобы слышала только она, напомнил Грановский, – это не лучшая идея, ты ж для Элеоноры раздражающий фактор, повод для скандала.

– Я с вами, – твердо повторила Глафира.

И, обогнув его, решительно и бесповоротно двинулась вперед, обрывая тем самым любые возражения.

Грановский только вздохнул тяжело, бессильно пожав плечами. Мол, хочешь – иди, дело твоё, сама понимаешь, что из этого получится.