Актриса на главную роль

– Мы забываем свои исполнившиеся желания, – возвращаясь из потока воспоминаний, поделилась с Трофимом Глафира. – Сейчас тебе рассказываю и снова погрузилась в те переживания. Ты не представляешь, как же мне хотелось поставить тот спектакль, как я боялась, ну еще бы: вся труппа как на подбор маститые актеры, сплошь народные и заслуженные, которых знает в лицо вся страна. И тут я, только что из института, и ну давай рулить мэтрами. Они меня удивили. Бытует утверждение, что большой человек масштабен во всем. Не совсем с ним согласна, но ни разу меня никто из них, что называется, не «поставил на место», не высказал пренебрежения и не манкировал моими распоряжениями. Работали замечательно, и было видно, что им самим нравится. И премьера! Как же я волновалась! Да еще всех родных и друзей пригласила! Только когда увидела их в зале, подумала: ну а вдруг провалюсь? А сейчас вспоминается с иронией, легко, как нечто само собой разумеющееся. И, знаешь, это правильно. Когда начинаешь новую работу, нельзя помнить про былые достижения. Да я и не помню, это уже не мое, сделала – отпустила. Все, ушло в историю. Не имеет ровно никакого значения все, что было достигнуто до этого момента. Ни-ка-ко-го, – произнесла она по слогам, усиливая значение. – Новое дело – это всегда все заново и так же мучительно страшно, что не получится, как и в первый раз. И важно только то, что ты делаешь в этот момент. Снова надо доказать самому себе, что ты что-то можешь.

Они медленно шли вдоль набережной, возвращаясь назад. Помолчали, Глафира – немного удивляясь непонятному душевному порыву к откровениям, Трофим – обдумывая ее слова.

– Я понимаю, – нарушил он затянувшееся молчание. – В моей службе все несколько иначе: главное – это твои навыки и знания. Но бывают ситуации, когда все именно так, как ты говоришь: как в первый раз.

– Слушай! – воскликнула вдруг Глафира, внезапно остановившись. – До меня только сейчас в полной мере дошло, что ты же военный летчик. – Трофим хмыкнул, посмотрев на изумленное лицо девушки. – Это какая-то бредятина, – принялась объяснять Глафира. – Я постоянно размышляю о чем-то другом. Сначала эта авария, ребята в тяжелом состоянии, потом карантин и ограничения нормальной жизни, работы, потом наконец стало возможным вернуться к работе, в которую я и погрузилась с головой, ведь до премьеры тринадцать дней, а тут еще убийство.

– Да я понимаю, Глаш, – заверил ее Трофим.

– Нет, не понимаешь, – покачала она головой. – Ну ладно, раньше я не задумывалась о мифической фигуре отца Агаши и Макара и уж тем паче о его службе, но когда мы наконец встретились и я тебя увидела, все же изменилось. Я вот только сейчас сообразила, что военный летчик – это какие-то сумасшедшие скорости, ненормальные перегрузки, выкрутасы всякие в небе, как это у вас называется?

– Фигуры высшего пилотажа, – улыбался Трофим ее горячности.

– Вот-вот! – возбужденно произнесла Глаша. – Фигуры! Виражи! Господи! – Она сложила ладошки вместе и посмотрела на него, восторженно поблескивая глазами: – Как бы я хотела оказаться с тобой в кабине и посмотреть на все твоими глазами – на землю, на небо, облака, солнце… Это же боже мой какая красота, наверное. А, Трофим, красота?

– Красота… – рассмеялся он от души.

– А как ты вообще додумался летчиком стать? Как вообще становятся летчиками? Все вон финансисты-юристы, менеджеры-маркетологи да артисты с режиссерами, а тут летчик. И я совершенно точно знаю, что это очень опасная профессия. Тебе страшно летать?

– Пилотировать, – поправил Трофим, усмехаясь ее запальчивости. – Бывает и страшно. Разные случаются ситуации, в том числе и нештатные. Как говорят, храбрость – это дрессированная трусость. Вот мы свою и дрессируем. Просто работа, Глаш. Но иногда бывают такие моменты, как ты там говорила? Когда ты словно находишься в некоем потоке и все получается настолько здорово, что чувствуешь, будто это уже и не совсем ты делаешь. Вернее, не только ты, а нечто необъяснимое, высшее, через тебя. Если я правильно понял то, что ты объясняла про моменты своего погружения в творчество.

– Ты очень правильно все понял, – сосредоточенно-серьезно произнесла Глафира и переспросила: – Так как ты все-таки придумал стать летчиком, Трофим?

– Как ни удивительно, но в чем-то это похоже на твою историю: просто четко знал, что хочу и стану летчиком и непременно военным, – улыбнулся он ей, сверкнув своей эротичной ямочкой на правой щеке. – Кстати, назвали меня так же, как и тебя, в честь прадеда.

Трофим Фадеевич Разведов начал свою летную деятельность семнадцатилетним юнцом в двадцатых годах прошлого столетия с легендарного «кукурузника», «швейной машинки», как его называли за тарахтящий мотор, и в числе первых освоил новую технику – истребители. Война для Трофима Фадеевича началась в тридцать восьмом году с секретной командировки в помощь дружескому народу Испании, который воевал с диктатурой Франко.