Акционерное общество женщин

– Церковь бы нашу усмирить, попы в последние годы совсем распоясались, – вдруг мрачно изрек Илья Васильевич. – Ксеню мою доктора уморили, ясное дело, да какой с докторов спрос… Эх! Но попу нашему никогда не прощу. Он и Нинке голову заморочил. У той первый раз в жизни любовь случилась, а он ей: «Грех, грех». Я ей тогда еще говорил: «Не таскайся ты, Нинка, в эту церковь, ты же молодая баба, чего ты там забыла?» А ко мне, когда Ксюша умирала, батюшка сам пришел и стал увещевать, терпение, мол, да смирение. У меня слезы в горле стоят, жизни в Ксюше оставалось уже всего ничего, а он мне: «Уныние, Илья Васильевич, грех великий, надо Ксению Павловну отсоборовать по чести, а не унынию предаваться». Я его и выгнал. Ксения моя до самой кончины была в памяти, до последнего дня надеялась, светлая была женщина. А я ей попа приведу, чтобы он ее соборовал? Кощунство это, а не вера. Хоть бы этот поп прихожан учил чему-то, работать, например. Ведь народ забыл, что такое работа, на глазах оскотинивается. Вот в чем беда главная. А поп наш сам по вечерам напивается как скотина. Да, ладно, не слушайте меня. Я известный бунтарь и греховодник. Одно вам скажу: не тратьте время на деревни, лучше дуйте в Орел, к дневному поезду, ночью в Москве будете, выспитесь. Заехали – и спасибо. Если еще заедете, буду просить, чтобы зятю моему мозги прочистили. Чем в военкомате штаны протирать, лучше бы на пару со мной работал. Тогда б я земли в аренду побольше взял, нашли бы чего выращивать. Но это я так, к слову. Пусть у вас все складывается как вы задумали. Чем вы занимаетесь, я не понял, но вижу, что труженицы. Вот и трудитесь. Удачи вам.

В Орел в микроавтобусе подруги возвращались молча, позитива в выходные встретилось не много. Молча погрузились в поезд, а поздно вечером Полина объявила общий сбор в вагоне-ресторане.

– Девушки, сестры по разуму, я собрала вас, чтобы напомнить о нашей изначальной цели. В чем эта цель? Вырвать из чавкающего и испускающего вонь болота, лежащего по ту сторону Грани, тонущих в нем женщин! Они захлебываются в этом болоте, им не хватает воздуха, не хватает красоты, им вообще ничего не хватает! Импортная карамель и церковь, призывающая к смирению! Что женщины могут произвести, кроме жалоб и негативной энергии, отравляющей жизнь им самим и всем вокруг? Вся планета заражена миазмами погрязших в психических отклонениях женщин.

– И что, теперь пойдем в народ? – бросила Кыса, жуя странного качества люля-кебаб.

– Да, нам надо очистить планету от миазмов! Не будем говорить, например, об Австралии или даже африканских племенах, но по крайней мере в России мы обязаны охватить абсолютное большинство женщин, невзирая на их социально-экономическое положение.

– Бедные африканские племена, у них и так ничего нет, так им даже и от Полины ничего не перепадет. С другой стороны, можно в Африку не переться, уже большой плюс. Мне ночи в Колпне вполне хватило. – Кыса прихлебнула красного вина и снова занялась кебабом.

– Не паясничай, Кыса! Ясно, что ты страшно далека от народа. Ты не замечаешь этих миазмов, потому что изолировала себя от них…

– И в конце концов, прекрати жрать люля-кебаб, это же отрава! Мне на нервы действует, – заявила Катька.

– Я компенсирую стресс.

– С этого все и начинается. Завтра увидишь мешки под глазами от кебаба – снова стресс. Примешься за тортик «От Палыча». Прекрати есть эту дрянь! Официант! Унесите это немедленно…

– Вот распоясалась! Отдай люля обратно! Ни от чего я себя не изолировала, прекрасно понимаю, о чем Полина говорит. Я недавно в Жуковке в торговый центр зашла, так меня там какая-то средневозрастная сука в норке с брюликами так обхамила…

– Ни фига ты не понимаешь… – перебила ее Полина. – Сука в норке с брюликами… Мы охватили радостями жизни именно этих сук и верхушку среднего класса, женщин самостоятельных и образованных, кто в состоянии себе помочь, но до нас не знал как. Наши клиенты – даже в Хабаровске и Казани – это все равно ВИПы по сравнению с российской глубинкой. Ну, будет полмиллиона или даже миллион наших клиенток жить в свободе и гармонии, а пять тысяч из них даже прочтут «Фауста» и Мильтона, ну и что? Миазмы общества никуда от этого не исчезнут. Тетки в менопаузе остаются злобными, ненавидят окружающих и себя самих, они устали бороться за радость жизни, которой по сути и не знали. Жизнь заполняет их только злобой, про которую мы только и слышали вчера и сегодня. Она идет от желания женщин как-то заявить о себе, а как – они не знают. Поэтому матерятся, в полпинка заводятся на склоки в очередях в магазинах, собесах и поликлиниках и загрязняют атмосферу больше, чем все ЦБК мира вместе взятые.

– И что ты предлагаешь? – подливая всем красненького, спросила Кыса. – Фраки крестьянам раздать?

– Барышни, хорош препираться, – вмешалась Катька. – Не буду рассуждать о ценностях и философии…

– Уже прогресс, – хмыкнула Алена.

– …но охват сельского населения – это утопия. Я понимаю, что у Полины всегда доминируют идеалы и без нее мы вообще бы ничего не создали. Но, Полина, мы же не просветительское общество.