– Ты получишь право говорить, что я манкирую работой, если я провалю осеннюю синдикацию, – сквозь зубы почти прошипела Алена. – Но я тебе этого удовольствия не доставлю. Пока же можете с Полиной продолжать писать свою «Тетюшанскую гомозу» про одинокого пасечника на выжженной земле.
– Какую гомозу, я уже вообще ничего не понимаю, вы все вразнос пошли! – в отчаянии воскликнула Степанова.
– Ирина, у Булгакова в «Театральном романе» к одному хреновому писателю, такому же графоману, как Катька с ее «Алхимией возраста», приехал родственник из города Тетюши. Они квасили, родственник нес ахинею вроде той, что несет Полина о хождении в народ, писатель все за ним записывал, как Катька, а потом издал книгу под названием «Тетюшанская гомоза».
– Алена, не переходи на личности, не заводись ради бога…
– Нет, а на что ты намекаешь?
– Ни на что я не намекаю. Беру свои слова назад про то, что работой ты манкируешь…
– Нет, я требую объяснений…
– Все, никаких больше объяснений. Мы к Москве подъезжаем. Прекращаем все разговоры, что про народ, что про гомозы. Я пошла за сумкой, и вы все тоже. Это мое решение как президента. Шабаш, короче.
– Это не шабаш, а шабаш, – проворчала Кыса, с трудом выбираясь из-за стола.
Вера Александровна Кутыкина была женщиной, замечательной во многих отношениях. Пришельцев из Москвы встретила приветливо, но в том была заслуга Олега Мурлова, еще одного гения-концептуалиста, других друзей и советчиков Катька не признавала.
На заре рыночной экономики Олег разбогател, обучая политтехнологиям политиков разного уровня, потом отошел от дел, осел на даче, которую строил за Можайском лет пять, не меньше, с любовью подбирая тосканскую плиточку, расставляя на полках свои книги и уйму пластинок классической музыки, ибо его эстетизм требовал только проигрывателя с иголкой.
Олег Мурлов любил ходить в народ. Подолгу, с уважением общался с водителями, строителями, иными работягами. Не пренебрегал посиделками и с ребятами из местного РУВД, и с прокурором района, чья дача была по соседству. Так он набрел и на Веру Александровну Кутыкину и уже не первый год наезжал иногда в гости к ней и ее мужу, вел с ними душевные беседы под малосольные огурчики и другую закусь, полагающуюся к холодной со слезой водочке.
В середине девяностых село Степанчино пришло в запустение. Колхоз исчез, частное фермерство не прививалось, народ перебивался огородами, извозом и нестабильной работой в Можайске, Рузе, Кубинке и Звенигороде. Кто подсказал Вере Александровне основать в разваленном колхозе племенной питомник изысканных растений, которые раскупались практически на корню для украшательства окрестных дач, сейчас припомнить уже невозможно. В местных масштабах это была идея не менее гениальная, чем создание страхового общества «За Гранью», да и в устройстве обеих компаний было много общего.
Вера Александровна была директором садоводческого питомника, а ее муж – замом. Главным инженером – ее лучшая подруга Мария Степановна, а при ней завгаром был муж. Главный агроном – тоже женщина, и снова в замах муж. Главбух – понятно, что женщина, а ее муж занимался общением с налоговой. Главный технолог Инесса Захаровна неутомимо искала в справочниках и Интернете все новые растения, способные выжить в подмосковном климате и почве, питомник торговал не только туей, жимолостью, кипарисом, можжевельником, но и магнолией, вьющимся табаком, особым плющом для декорирования террас и пергол.
Вряд ли Вера Александровна ставила перед собой цель превратить Рузский район в райский сад, но деревня Степанчино весьма походила на него. Дома все были, как на подбор, кирпичные, с металлочерепицей, ухоженные сады, аккуратные огороды, у каждого дома стояла если не «Шкода», то «Киа» непременно, в крайнем случае опрятная «Лада».
В домах царил такой же порядок. Мужики выпивали, но не напивались, «козла» иногда забить позволялось, но без мата. Ссоры в семьях случались, но ора с мордобоем не возникало.
Никто не пялился неделями напролет на «Улицу разбитых фонарей», но все с уважением смотрели канал «Культура» и не без ностальгических вздохов коротали субботы за чаем с вареньем и просмотрами черно-белых фильмов с Мордюковой, Ульяновым и Тихоновым.
Мужчины хорошо осознали, пусть на уровне бессознательного, но точно коллективного, что они – низшая раса, которую можно не только без колебаний пустить в расход, но хуже того – уволить, оставив тем самым без карманных денег на сигареты и пиво.
В этот рай матриархата и привез Олег Мурлов четверку основательниц корпорации. Те оделись поскромней для «полевого исследования» – в джинсы, кто от Chloe, кто от Chanel, а скромняга-кадровик Степанова так и вообще от Diesel, – и втиснулись вчетвером в один «Ягуар» в кроссовках Gucci, чрезвычайно удобных для ходьбы по полям.