Как же Катька злилась тем летом, что Алена свинтила с поездки в село Степанчино! Она шипела Полине, что все дело в Мэтью, а та напоминала Катьке, как Алена окрысилась на нее по дороге из «тетюшей». Убеждала не плодить склок в руководстве, не обсуждать роман Алены и Мэтью, про который, если верить Тане, ответственному секретарю совета директоров, все и так все знают.
– А сам Мэтью-то знает? – ехидно спрашивала Катька.
– А какая, в сущности, разница? – отвечала Полина.
– В сущности, никакой, – признала Катька. – Фиг с ними. Еду в отпуск, на этот раз на две недели, уж извини, что так долго. Мне обязательно надо во Франкфурт к своим заскочить. Сына с весны не видела, а тут он к отцу собрался, звонит мне: «Мам, непременно приезжай, мне с вами обоими надо поговорить». Наверняка либо опять работу менять собрался, либо с девицей очередной разъезжается, а с другой съезжается. В любом случае опять будет подлизываться, чтоб мы с отцом ему денег подбросили… Как я по нему соскучилась, Полин! Ну, а потом на недельку к Клаусу. Тот тоже скучает, и я скучаю. Но честно говоря, больше рада тому, что будем вместе, все-все другу будем рассказывать, неспешно завтракать на террасе, он, как всегда, будет ворчать то и дело. А вот истома желания… Есть где-то, но глубоко, на втором плане. Может, я Алене просто завидую? Представляешь, как ее колбасит в любовной горячке?
– Чего хорошего, какие-то пытки в подвале.
– У тебя навязчивая идея с этими пытками в подвале. Секс – это наслаждение. Так хочется всегда хотеть секса.
– Никогда не видела в этом наслаждения, даже в молодости. А теперь уж… Мне хорошо, я забыла про депрессии, работаю, чего со мной не было никогда в жизни. Что вам еще от меня надо? Не приставай ко мне. Не могу представить себе, что занимаюсь с мужчиной любовью. Нет, представить-то я все могу, даже с удовольствием, но как фильм ужасов. Ты просто еще не перешла «за грань», и это хорошо.
– У меня уже второй год климакс, о чем ты? Одуреваю от приливов. Никогда не думала, что это так невыносимо. Мгновенная испарина, дурнота и жуткое ощущение, что затылок будто судорогой сводит… И страх, что если немедленно не хлебнуть воздуха, лучше ледяного, то задохнешься…
– Моя соседка Люська ночью вскакивает с постели и буквально начинает в исступлении рвать на себя створки окон, намертво заклеенных на зиму, чтобы воздуха глотнуть. А ее муж говорит, что она сумасшедшая.
– Полин, это же реальные страдания. Они не связаны ни с комплексами, ни с причудами, ни с пустотами. Это объективное состояние, гормональная перестройка. Даже самые близкие мужчины не представляют себе, через что мы проходим. Никто не в силах описать, как это невыносимо – вот этот момент, когда нечем дышать и кажется, что тело плавится и себя невозможно контролировать.
– Вот я и не понимаю, как можно в таком состоянии еще думать о сексе?
– Очень даже можно, прилив прошел, и ты снова человек. Просто кидаться, как раньше, на мужчин – это в прошлом. А так, время от времени… С Клаусом вполне. С новым мужиком, в которого влюбиться до смерти, тем более. Но влюбиться трудно, голова занята не тем. А как хочется, чтобы снова заколбасило от желания!
– Ты все-таки еще очень молода, Катька, в тебе уйма желаний. Мужчины это чуют и сами на тебя кидаются. Как и на Алену.
– Это просто потому, что мы так выглядим. Вы с Кысой слабовольные. Ни груминг вам не нужен, ни йога, ни диеты.
– Оставь нас с Кысой в покое. Еще Мэтью вам объяснил, что главное – свобода. У меня своя свобода, у тебя и у Алены другая.
– Мужчины всегда кидаются на успешных женщин. Это наш крест.
– Вот и несите его с честью. Привет Клаусу!
У Катьки сердце сжалось от нежности, когда, выйдя из такси, она увидела Клауса, стоящего на крыльце. Родной и такой красивый, стройный, в черных джинсах и сером пуловере на пуговках. Он открыл бутылку ледяного рислинга, взахлеб рассказывая, как Эрна счастлива новой работой и неразлучна с Надеждой Константиновной. Вечером повел всех трех на ужин.
Эрна и Надежда Константиновна говорили только о Норин и Наташе, с которыми они постоянно обменивались идеями, изобретали новые подходы к клиенткам. Катька и Эрна на прощание обнимались, а Клаус не верил собственным глазам.
Гармония двух главных женщин его жизни преисполнила его уважением и к самому акционерному обществу женщин: похоже, те создали не очень понятный, но совершенно новый бизнес, отвечающий их глубинным потребностям. У Катьки язык чесался объяснить Клаусу, что проснувшаяся у Эрны любовь к миру и людям – это и есть то самое очищение от миазмов, но этого Клаусу было бы не понять.
В аэропорту Тегель они пили чай в лаунже «Эйр Берлин», Катька возвращалась в Москву. Вдруг Клаус спросил:
– Ты как без меня там живешь? Чем заполнена твоя жизнь помимо работы?
– По тебе скучаю, du bist so lieb, ты такой любимый…
– Ich fuhle mich einsam, immer warte ich und warte. Das ist sehr schwer.
– Mein Liebling. Es gibt keinen anderen Mann in meinem Leben.
– Ja, ja, sicher. Aber wie lange soll das noch so weiter gehen? Das ist doch keine normale Familie.