И, пока я завязывал галстук, он скрёб по стенкам ложкой, задорно причмокивая.
– Стенки облизать не забудь! – кричу ему.
– Дык как? У меня голова же в эту банку не пролазит! Я уже попробовал!
– А ты хобот туда свой опусти и оближи!
Артём тяготился военной службой. Он натурой был творческой: рисовал шаржи, писал какие-то песни и носил на шее длинный вязаный шарф, обматывая его восемь раз вокруг горла, ещё до того, как это стало модно и назвалось «хипстерством». Зачем он поехал на лодки вообще было непонятно, ну очевидно было, что это – не его. Вот ходить по берегу Балтийского залива, смотреть в туманную даль задумчивым карим взором с поволокой и кормить лебедей батоном с рук, – вот это было его. Ну вот есть такие люди, которые созданы для того, чтобы кормить лебедей, а не грузить гидравлику бочками и запускать компрессор с производительностью 475 000 литров сжатого воздуха в час. Представьте себе, вот лебедь – изящный, белый и тихий, а вот компрессор – восемь тонн уродливого гремящего железа. Ну есть же разница?
Артём прослужил почти два года и начал писать рапорта с просьбой уволить его в запас. Его командир молча подписывал рапорта и отправлял его дальше, по инстанциям. Дальше Артёму смеялись в лицо, кричали, рвали эти рапорта и топтали их ногами. Артём молча смотрел, как его порванные в белые клочья мечты о свободной и полной творчества жизни покрываются уродливыми чёрными отпечатками от военных ботинок, вздыхал и шёл писать очередной рапорт.
Ну, естественно, это не могло долго продолжаться. Ведь, каким бы мирным и творческим человеком вы ни были и насколько ни была бы тонка ваша душевная организация, вы не сможете долго смотреть на то, как топчутся по вашей мечте, не захотев отомстить. И только не надо мне рассказывать про толерантность, терпимость, всепрощение, нирвану и душевный покой, ладно?
Заступив дежурным по кораблю и дождавшись, пока на землю опустится астрономическая ночь (другой и не бывает летом в Заполярье), Артём позвонил дежурному по дивизии и, объявив ему тревожным голосом «Взрыв аккумуляторной батареи на восемьсот тридцатом бортовом! Имеются человеческие жертвы!», отключил все береговые телефоны, убрал верхнего вахтенного в «Прилив» (так называется утолщение у основания рубки) и задраил входную дверь на корабль.
Дежурный по дивизии, естественно, очканул. А кто бы не очканул на его месте? Он не смог проверить информацию, но немедленно выслал на ТК-17 аварийные партии с соседних кораблей, доложил дежурному по флотилии и командиру дивизии, после чего, возглавив аварийную партию береговой базы, побежал в сторону пирсов. Дежурный по флотилии тоже не смог проверить информацию, так как связь с кораблём отсутствовала, а вместо дежурного по дивизии ему отвечал лейтенант в полуобморочном состоянии. Поэтому он доложил командующему флотилией и дежурному по Северному флоту. Дежурный по Северному флоту доложил командующему Северным флотом и никуда не побежал, так как от Североморска до Заозёрска бежать далеко и бессмысленно в данной ситуации.
Командир дивизии и командующий флотилией приехали из посёлка быстрее, чем добежала аварийная партия с бербазы. Один был в тапочках, трико и майке, а другой в джинсах и адмиральской тужурке на голое тело. На пирсе дружно толпились аварийные партии соседей, так как действовать они должны по указаниям дежурного по ТК-17, а того наверху не было. Вернее, он был, но сидел в рубке и тихонечко наблюдал в форточку, поджидая главных своих обидчиков и растлителей мечты.
Когда те бежали по пирсу, такие беззащитные и трогательно-смешные в своих домашних одеждах, он вышел наверх с круглыми от удивления глазами и спросил:
– А что это вы все тут делаете?
– Что?!! С кораблём?!! – орали на него два адмирала.
– А что с кораблём? Всё нормально, – вот же он стоит.
– Взрыв! Аккумуляторной! Батареи! Кто объявил?!!
– А, так это отработку вахты я проводил.
– А связь, блядь? Связь где?
– Не могу знать, я же не связист! Может, провода кто оборвал, случайно.
На Артёма долго орали и топали ногами по железному пирсу, а Артём улыбался и дрожал ноздрями, ощущая еле уловимый, но уже явно заметный запах свежего батона в своих руках и слыша хлопанье крыльев белых лебедей в Балтийском заливе.
– Да он улыбается ещё! Да я тебе сейчас пизды дам, гондон!!! – орал на него командующий флотилией.
– Товарищ контр-адмирал, – снисходительно улыбался ему Артём, – я, конечно, не бью стариков и детей и позволю вам меня побить, но уж один-то раз по роже знатно засажу! Заметьте, при многочисленных свидетелях. И вот представьте, как вам потом будет стыдно до конца вашей жизни, что вам какой-то старлей по роже дал!
Потом они оба подали на него в суд за нанесение тяжкого морального ущерба их здоровью, пока в дивизии спешно собирали документы на увольнение.
– Так, погодите, – уточнил судья на процессе, – то есть он вам писал рапорта об увольнении?
– Писал.
– Писал, что служить не хочет?
– Писал.
– Писал, что не находит в себе моральных сил нести службу по защите Родины?
– Писал.