Загнали нас тогда в Оленью Губу на пару месяцев какие-то работы с шахтами ракетными проводить. Ощущение такой свободы, как в Оленьей Губе, я не испытывал никогда за всё время своей службы. Наш штаб в ста двадцати километрах, топлива для машин на флоте нет, то есть ебать учить они нас могут только по телефону. В Оленьей Губе (крохотный поселочек) подводники с Акулы такая же диковинка, как Филипп Киркоров живьём. Все два магазина и один бар тут же переходят на круглосуточный режим работы, женщины расчехляют свои косметические средства и делают эпиляции везде, а рядом же ещё Снежногорск и Полярный, – эх, дубиншки, ухнем! Командира нашего под белы рученьки увели сразу же товарищи его, набежавшие, в баню со всем таким.
В любом мужском коллективе количеством более трёх обязательно найдётся один маньяк рыбак. У нас их тоже хватало, а Оленья ГУба рыбалкой славилась. Не успели пришвартоваться, как наши маньяки рыбАки уже бегали по пирсам с удочками и радостно повизгивали от предвкушения.
– Слышь, Эдик, – говорит мне Слава (наш комдив-два и главный экипажный маньяк рыбак, – нам бы лодочку раздобыть.
– Это вам бы, – отвечаю, – маньякам лодочку бы раздобыть, а мне поспать бы. Я ж на проходе в узкости не спал за пультом на идашках, как некоторые, а в центральном сидел.
– Не, ну рыбу-то есть будешь.
– Каэшна буду, но не улавливаю здесь логических связей. Ты что, с товарищем рыбой не поделишься и за так?
– А ты что, с товарищем не сходишь лодку поискать за так?
Сука, подловил меня. Пошли с ним к военным надводным корабликам лодку искать. А как мы выглядим, вы уже поняли из первой картинки. Заходим на пирс к какому-то судёнышку военному (судя по окраске), верхний вахтенный на нём аж подпрыгнул спросонья, когда нас увидел. Сначала испугался таким диковинным жывотным, а потом вспомнил устав:
– Стойктоидёт!
– Ой стоим, стоим, ой боимса, боимса! Слышь, страшила, свистни там, кто у вас старший на борту.
Свистнул. Выскакивает старлей какой-то на палубу:
– О! Ребята! Вы же! Подводникида?!
– Ну
– С вот той вот громадины?!
– Ну
– Крууутобля!!! Аможнонаэкскурсию?
– Ну. Тока эта, слышь, тут рыба-то есть у вас в заливе?
– Ну дык! Во скока! (у него аж кончились руки, как он показал) Тока на лодке лучше, вот там за бочками ловить!
– Ну так и мы о чём. Дашь нам лодку-то?
Тот почесал под пилоткой, посмотрел вокруг
– Ну вот ялик есть. Три литра шила и забирайте.
– Слышь, а ты не прихуел ли три литра шила за покататься брать?
– Да какой покататься! Навсегда забирайте!
– Да ладно?
– Ну!
– Так, пират, ты тут постой и никуда не уходи, мы щаз вернёмся.
Громко стуча копытами и тяжело дыша от волнения, бежим к старпому. Весь спирт же корабельный у него хранится и выдаёт он его строго по необходимости.
– Сей Саныч!!! – кричим мы ему сбитым дыханием в каюту – Три! Литра!!!! Срочно!! Давайте!!
Сей Саныч хлопает в нашу сторону глазами.
– Я, – говорит, – даже несколько опешил от вашей внезапности, хаспада. Даже растерялся и не знаю теперь, – сразу вас на хуй послать или поинтересоваться в связи с чем у вас такая наглость?
– Там! Эта! Ялик!!! Наш будет!!!
– Да ладно?
– Ну!!!!
Старпом быстренько набулькивает нам трёшечку. Мы хватаем десяток матрозавров своих и бежим обратно. Ялик уже стоит на пирсе и вытирается тряпочками. Производим натуральный обмен и тащим его к нам на пирс. Вокруг ликование, конечно и чуть не драка начинается за то, кто на нём в море срочно за рыбой выходит.
– Так! – командует Славик, – Мы с Эдиком идём, и ещё четырёх с собой берём. Жребий тяните!
– Ненене! – говорю, – нахуй, нахуй мне эту вашу мозолистую романтику! Я – спать!
Ну и, в общем-то, отчалили они за добычей. Вернулись в полночь, я к тому времени уже выспался и ждал их на пирсе с багром.
– Давай! Подтягивай! – кричат маньяки и радостно машут мне конечностями.
– Вы рыбу сначала покажите, а я уж подумаю подтягивать вас или обратно в море выпихивать.
Рыбы, конечно, они изрядно притаранили. Мешка два, наверное, или три. Выгрузиил это добро на пирс и вздыхают:
– Эх, ухи бы сейчас!
– А в чём дело-то? Пошли Лёню зарядим и пусть варит, – он же интендант боевой, а не муха на круизном лайнере!
Зарядили Лёню. Лёна знатно расстарался, – наварил бочку ухи с луком, яйцами и всем положенным лавром и чёрным перцем. Часа в два ночи собрались мы в кают-компанию уху эту есть. Человек может десять или пятнадцать. Только разлили по тарелкам, как слышим папа наш топает по трапу к себе в салон (а у него вход в каюту как раз напротив кают -компании). Топает тяжело, видимо пьян устал в бане-то. Спускается в тамбур со вздохами и видит картину: в кают-компании накрыты столы, сидят офицеры в рубашках и едят суп. На входе, как положенно, стоит Лёня в белом пиджаке. Сказать, что командир в этот момент удивился, значило бы сильно попрать факты. Командир дёрнулся, выпрямил спину и выпучил глаза:
– Приятного аппетита, товарищи офицеры! – пробасил он, – Лёня, иди-ка сюда!
Взял Лёню за лацкан и шепчет ему в ухо, так, что в Финляндии слышно:
– Лёня, а что происходит-то?
– Уху едят, тащ командир!
– Я вижу, что не вальсы танцуют. А что сейчас обед уже?