Аквариум

Уверен, если бы Джун сейчас ткнула в кого-нибудь пальцем и сказала: «Это он», я бы забил его до смерти. Буквы на экране поплыли.

Сначала я хотел написать ей, но не стал. Не находил слов. Написать, что я готов убить эту сволочь? Что у меня из глаз тоже хлещет вода? И только потом подумал — ведь это повод для неплохой шутки.

Я даже не смог заставить себя встать и посмотреть на ее окна. Хотелось побыть одному.

* * *

«…Он опустился на колени, убрал с моего лица мокрые волосы и влил мне в рот красное вино, будто я болею, а он за мной ухаживает. Одна моя рука все еще находилась между ног, другая — на левой груди, и я решила вести себя так, словно и вправду больна и нуждаюсь в его помощи. Наверное, так оно и было.

Не знаю, сколько прошло времени. Мы оба, голые, молча сидели: я в кресле, он на ковре (кстати, это был келим), и маленькими глотками пили вино. Потом я сказала: „Не понимаю, что произошло“, но он остановил меня презрительным взмахом руки.

— Ты очень сильная, — сказал он. — Могла бы стать танцовщицей.

Калим облокотился о кресло, в котором я сидела. Мне не было холодно, я не чувствовала ни усталости, ни жажды, ни голода, ни удовлетворения, ни возбуждения, но не ощущала и одиночества. Ничего. Время проходило где-то рядом, позади, вокруг меня. Потом он поднялся, поставил на стол бокал, вынул у меня из рук мой, его тоже поставил на стол и произнес:

— Засунь себе что-нибудь.

Я точно знала, что он имеет в виду.

— У меня ничего нет.

Тогда он вытащил свечу из большого подсвечника на столе и небрежным жестом протянул ее мне.

Все было так же, как в первый раз, только теперь он некоторое время смотрел на меня. Прежде чем я ввела в себя свечу, он вытащил ее у меня из рук и взял в рот, так глубоко, что она почти скрылась в горле, а потом мокрую от слюны вернул мне.

Сейчас, рассказывая об этом, я не могу понять, как я могла вести себя настолько дико. Тогда же я просто делала, что он говорил, мгновенно вернувшись в состояние безвольной нирваны и нарастающего желания.

— Не в эту дырку, — уточнил француз, и я сделала, как он велел, хотя никогда не воспринимала данное физиологическое отверстие в отрыве от его гигиенического предназначения. Было немножко больно, но потом все получилось. Мне казалось, все идет как нужно. В другую дырку, значит, в другую.

И хотя теперь Калим опять повернулся к своему отражению и на меня не смотрел, я, возбуждая себя правой рукой, продолжала левой загонять в себя свечу все глубже и глубже, потом вытащила ее, снова вставила, вытащила, вставила, испытывая уже сильное возбуждение, и кончила даже быстрее, чем в первый раз, не сводя глаз с Калима и следя за его движениями. Шатаясь из стороны в сторону, со стонами я продолжала двигать свечу, уже как какая-то бездушная машина, я испытала сильнейший оргазм.

Но на этот раз не заплакала. Калим лениво оделся и ушел. Не сказав ни слова. Он так и не проявил никаких признаков возбуждения.

Едва он исчез, меня затошнило и вырвало на кухне, добежать до ванной я не успела. И чем больше всякой гадости из меня выплескивалось, тем яснее мне становилось, что, оказывается, я мазохистка, которой нужна не телесная, а душевная боль, разнузданное создание, не ведающее тормозов в том, что касается желаний…»

* * *

«Хочется на воздух, тяжело», — написал я и хотел убежать сразу, как только отослал сообщение. Я никак не мог разобраться в своих ощущениях: то ли из меня вынули душу, то ли разорвали ее на части, то ли попросту растоптали. Но Джун ответила мгновенно, пришлось прочитать.

Джун. Слишком жестко?

Барри. Наверное. Не понимаю, как быть с собственными чувствами.

Джун. А что именно ты прочел?

Барри. Первая ночь, второй акт.

Джун. И что за чувства?

Барри. Сострадание, ненависть к парню, стыд за то, что подсматривал за тобой, — все сразу.

Джун. Возбуждение?

Барри. Тоже.

Джун. Мне будет легче, если ты сумеешь продержаться до конца, Барри. Останься со мной. Пожалуйста.

Барри. Я с тобой. Только вот сбегаю опрокину парочку машин.

Джун. Ну, давай. Главное, читай дальше.

Барри. До скорого.

Джун. Пока.

Я пошел пешком к станции «Зоологический сад», оттуда через Тиргартен^[37] к правительственному кварталу, дальше — к Потсдамской площади и в восточную часть: мимо церкви Святого Николая, по Александерплац к острову музеев. Неподалеку от площади Жандарменмаркт устроился в кафе. Только сейчас я немного пришел в себя и, кажется, был в состоянии выпить чашку кофе и что-нибудь съесть. Похоже, я всю дорогу бежал. Во всяком случае, теперь, воспроизводя в памяти свой маршрут, я понял, что обгонял остальных пешеходов.