Выходные прошли одиноко и тоскливо. За окном воцарилась промозглая мерзость. Егор сидел дома, никуда не выходил. Курил, тупо пялился в телевизор, спал, точнее пытался. Сон приходить категорически не хотел. Накатывала иногда какая-то дремота, но, в основном, он с открытыми глазами лежал в темноте спальни и вспоминал.
…Свадьба. Веселая, шумная. Жена со светящимися от счастья глазами. Красивая. Танцует. Летят букеты… Потом – жаркий остров Кипр. Изумрудное, теплое Средиземное море, безжалостно разбивающее об острые скалы волну за волной. Голубое бесконечное небо с яростно горящим прямо над головой солнцем… Роддом. Егор выходит из его дверей, осторожно держа в руках маленького, завернутого в одеяло, человечка, который станет ему самым дорогим в жизни. Барселона, Мадрид, Париж, Рим… Дочка с букетом цветов и с рюкзаком за спиной идет в первый класс… Несется за ним по набережной на велосипеде, весело смеясь, тихо спит в своей кровати, смешно вытянув губы… А потом – пустота… Безбрежная, бессмысленная, молчаливая. И в самом сердце этой пустоты он, Егор, внутри которого та же пустота. Лента Мебиуса. Восьмерка, упавшая на бок…
В понедельник ровно в восемь утра Егор лег в диспансер. В дневное отделение.
Первая половина дня прошла в суете. Он мотался по кабинетам, сдавал анализы, познакомился со своим лечащим врачом – спокойным, велеречивым бородатым дядькой лет под шестьдесят. Он долго читал бумаги, исписанные быстрым почерком Анны Александровны, потом посмотрел на Егора, спросил:
– Пил когда в последний раз?
– Где-то неделю назад. Даже больше. – ответил Егор.
– За это время жалобы есть какие-нибудь?
– Да нет. Ну, в смысле, все, как всегда. Тоска, апатия. Все, что там вот у Вас написано…
– Понятно. – прервал его врач. – Ты сам-то вылечиться хочешь?
– Да! – кивнул Егор.
– Вылечим… – равнодушно протянул дядька.
Затем его наконец определили в одну из четырехместных палат.
Кроме Егора в этой палате избавлялись от душевных расстройств еще трое. Два взрослых мужика и совсем молодой парень, то ли студент, то ли старшеклассник. Все – молчаливые, спокойные, с потухшими усталыми глазами. Как раз его компания!
Егору поставили капельницу, дали выпить целую горсть таблеток. Он лег, как-то сразу расслабился и наконец-то нормально уснул. Ближе к шести его растолкала медсестра, сказала, что обед он пропустил, врач велел не будить, дала еще таблеток на перед сном и отправила домой.
Егор пешком добрел до дома, поел, выпил лекарства и сразу лег в кровать, опять-таки заснув быстро и без проблем.
Дальнейшие дни были похожи один на другой. Егор приходил в больницу, завтракал, пил таблетки, дремал под капельницей, обедал, снова пил таблетки, иногда читал, иногда беседовал о какой-то бессмыслице с местным психологом, а ровно в шесть уходил гулять по Городу. Домой старался приходить попозже, только чтобы поужинать и сразу же лечь спать. Сидеть одному в пустой квартире было очень тяжело.
Постепенно тоска внутри Егора начала уступать место равнодушию и вселенскому спокойствию. Препараты делали свое дело. Атмосфера больницы была совсем не такой удручающей, как он предполагал, наоборот – все тихо, неторопливо, плавно. Наверное, главное веселье происходит в основном отделении, там, где наполеоны и смурфики, а здесь-то одни овощи, типа меня. Растем себе молча и растем. Познакомился с соседями по палате. Николай и Александр Сергеевич. Не Пушкин. Не Байрон. Другой "гонимый миром странник". А юношу звали Владом. Он очень любил компьютерные игры, которые его в результате сюда и привели. Что привело сюда Николая и не Пушкина Егор не знал. Коллеги по несчастью про это ничего не говорили, а спрашивать он их не стал. Ему в принципе было все равно. Не напрягают, растут себе в соседних грядках и ладно…
На исходе второй недели Егор с удивлением осознал, что ему нормально. Не хорошо, не плохо, а именно нормально. Он чувствовал себя так, как, по его представлениям, должен себя чувствовать любой нормальный человек. Присутствовала правда определенная заторможенность, но мысли, ранее нагоняющие дикую тоску, утратили остроту и появлялись ненадолго, тревога практически исчезла, пустая квартира больше не пугала, вернулся сон, а мир вокруг начал приобретать краски и наполняться интересом. В выходные он даже сходил в кино на раскрученный американский блокбастер.
Однако эйфории и оптимизма не было. Егор подозревал, что как только он прекратит пить колеса, карусель закрутится в обратную сторону. Он даже поговорил об этом с врачом. Тот подтвердил его опасения, заявив, что две недели – срок начала эффекта от препаратов, а для закрепления стойкой ремиссии необходимо минимум полгода. Не здесь, конечно, дома, но на таблеточках. И, что самое главное, даже пара рюмок спиртного может в один миг полностью разрушить все эту Великую Китайскую стену, которую возводят нейролептики, транквилизаторы и прочие антидепрессанты вокруг его сознания, и придется начинать с нуля.
"Понятно. – подумал Егор. – Продолжаем кушать химию. Никаких китайских стен я ломать не хочу".