Поворот русла приближался. Эйфория постепенно проходила, ей на смену спешило чувство опасности, давно уже стучащее молоточком по голове, но только сейчас, наконец, достучавшееся до сознания. За багровыми холмами нас ждали. Ануннаки. Перепутать было сложно.
– Блин! – сказала Настя, когда словно в подтверждение правоты моей интуиции над плавным абрисом вершины кургана медленно поднялись несколько округлых серых кораблей. Я посчитал. Шесть штук. Зависли перед нами плавной дугой, радиусом километра в полтора. За поворотом, наверняка, наземные силы встречающих. Смердит оттуда, мама не горюй!
– К берегу греби! – взвизгнула Настя. – Прямо в лапы ведь плывем!
Я схватил весло, сделал первый гребок, нос судна начал нехотя поворачиваться направо, но тут же последовал удар по днищу, вода вокруг лодки снова вспенилась и завертелась широченной каруселью. Нару муш проплыл через стену вслед за нами и теперь конвоировал добычу к Хозяевам. А может быть – это был другой, местный змей? Разницы не имело. Он взял нас в кольцо. Белые бревна изгибались со всех сторон, умело закручивая массы воды и ускоряя течение, которое подхватило катер и быстро понесло его за поворот.
Холмы сошли на нет, панорама багровой равнины открылась нам полностью. Русло реки выпрямилось. Справа показался исполинский лес. Не наши баобабы, а просто высокие незнакомые деревья с белесыми прямыми стволами и черной кроной. Слева начиналась новая горная гряда, к которой речка делала резкий поворот через пару километров. А впереди, по обоим ее берегам, стояли знакомые отвратительные фигуры. Много, штук тридцать. Около каждой из них застыли зеленоватые бесформенные куски слизи, размерами и видом очень похожие на приснопамятного Дятла, а в небе висела авиация.
Презрение и высокомерие. Нетерпение и предвкушение. Холодная радость и чувство мести. Вся эта эмоциональная дрянь окатила нас с ног до головы. Настя застонала. Я поднял калаш и в который раз полез внутрь себя, вытаскивая Силу. Будем биться насмерть! Теперь, наверное, точно. Второй такой ошибки Анунахеры не допустят. Вон в каких "силах тяжких" выдвинулись. Перестраховались, суки!
– Егор! – вдруг крикнула мне Настя, показывая рукой направо. Я проследил направление. От опушки странного леса в нашу сторону быстро бежала одинокая фигура. Человек. Я поймал отголосок ауры, сердце екнуло, автомат выпал из рук, чуть не свалившись за борт. Еще до того, как мое зрение послушно приблизило далекое лицо, я уже знал, кто это…
Леха! Леший! Мой давно пропавший и вроде бы погибший друг…
Леший бежал к нам из леса…
10.
Лес… Темный лес без конца и без края. Белесые стволы, покрытые серым мхом, уходят вверх на необозримую высоту, туда, где гибкими змеиными телами сплелись друг с другом тысячи ветвей, не пропуская вниз ни единого луча солнца, если, конечно, солнце и небо еще остались в этом странном и сумрачном мире, а не являются плодом воспаленного воображения.
Зеленые, коричневые, черные, грязно-белые цвета. Взгляду уцепиться не за что. Ни одного яркого оттенка. Листья деревьев кажутся вырезанными из старого, пыльного, выцветшего картона, а изломы коры на стволах гранитно-мертвы. Ни древесной смолы, ни росы, ни насекомых.
Тишина… Оглушительная тишина. Тишина такая, что, кажется, барабанные перепонки сейчас лопнут, разорванные изнутри громоподобным шорохом клеток разгоряченного мозга. Даже мысли ощущаются настолько громкими, что их звуки разносятся окрест на десятки километров, опасно раскачивая это мертвое равновесие жуткого леса, а слово, пусть даже произнесенное шепотом, способно разбить этот мир на миллион тяжелых острых осколков, которые заживо похоронят неосторожного святотатца, осмелившегося сотрясти неподвижный, стеклянный воздух.
Они… Темные, бесформенные, огромные, выше самого большого дерева этого леса. Они движутся сзади. Каждая клеточка тела ощущает Их холодное дыхание, Их тяжелую поступь, взгляд Их горящих глаз, Их неумолимое приближение. Без единого звука, медленно и послушно, ломается, сминается под Ними все – от самой тонкой веточки, до толстенного, в три обхвата, ствола. Земля стонет в агонии и умирает, не в силах сдержать Их чудовищный вес. Они пожирают даже воздух, даже пустоту, заполняя образовавшееся Ничто собой. Может быть, Они и есть это самое слепое Ничто. Хочется заорать, что есть мочи, но спазм охватывает легкие, и неродившийся крик застывает в безумных, расширенных зрачках, а из горла вырывается хрип, похожий на стон загнанного животного. Ноги наливаются свинцовой тяжестью, но продолжают нести тело вперед, живя собственной жизнью, отгородившись от сознания, которое холодной волной, сметая все плотины разума, заливает дикий, предвечный, животный ужас. Ужас, которому нипочем человеческая эволюция и долгие века цивилизации. Он намного старше.