Аквариум

А это было испытание, не что иное. Хотела ли она проверить мою преданность, или мою готовность последовать за ней в ее абсурдный мир, или просто мою физическую силу — не знаю, но она меня проверяла. Распахнув дверь, я внес ее в квартиру и посадил в инвалидное кресло. Я задыхался.

— Не знаю, что будет дальше, — призналась она.

— Убей Калима. Это самое разумное. Отрави. Или колоти по голове до тех пор, пока череп не расколется, а мозги не превратятся в кашу.

Мне стало страшно: я говорил серьезно.

Некоторое время я просто стоял рядом с ней, потом наклонился и поцеловал в макушку.

— Ну, я пошел.

Джун не обернулась, ничего не сказала, продолжая неподвижно сидеть в кресле. Позволила мне уйти.

Когда я вернулся к себе и посмотрел на ее окна, она сидела все там же, в прежней позе. Я сбил ногой свечи, одну за другой, радуясь, если блюдца, в которых они стояли, обо что-нибудь ударялись. Большинство из них разбились. Пришлось сделать всего четыре пинка.

«Благодарю за прошлую ночь», — написал я в «Токере», но не отправил. Джун так и не сдвинулась с места, компьютер был выключен.

Не помню, как прошел день. Я был дома, это точно: то и дело смотрел на нее, но что при этом думал, что делал, чем заслужил, наконец, заход солнца, не знаю. Провал в памяти.

Компьютер был подключен к Сети весь день, но только когда стемнело, ее имя замерцало на экране. «Я все еще тебя ощущаю, — писала она. — Хотя мы почти не касались друг друга. Чувствую тебя всем телом, и это останется».

Барри. Ты прекрасно знаешь, что могла бы жить со мной. Ведь сама этого хочешь. Пошли его к черту и приходи. Я жду.

Джун. Нет.

Барри. Интересно, как тебе удастся не потерять меня, живя с ним? Мы что, будем встречаться тайно?

Джун. Ни в коем случае. Тайных свиданий я просто не выдержу. Но мне хочется по-прежнему с тобой разговаривать. Вернуться к тем отношениям, которые были у нас до вчерашнего вечера.

Барри. А Калим? Он переедет к тебе? И мне придется смотреть, как ты его ублажаешь? Достаточно ли…

Я оборвал себя на полуслове и стер незаконченное предложение. Подло. Она этого не заслужила. Я ненавидел его, но не Джун.

Джун. Я никогда не буду с ним спать. Никогда. Моя кожа будет помнить только тебя, никого другого. Мы переедем. Ты его не увидишь.

Барри. А значит, и тебя. Но и тебе будет не хватать моего взгляда.

Джун. Знаю. Лучше об этом не думать. Давай прекратим разговор.

Барри. Отлично. Я ухожу. На случай, если будешь спать, когда я вернусь, — спокойной ночи. Мне очень больно. То, что ты задумала, — полный идиотизм. И все же я еще долго буду жить прошлой ночью. Спасибо.

Джун. Я тоже. Пока.

Не допустить, помешать любыми силами. Эта мысль не выходила у меня из головы, пока я сидел в ресторанчике на площади Штутгартерплац, прельстившись выставленными в витрине закусками. Говорить с Джун бесполезно: она меня не слышит. Нужно просто придумать, как помешать. Нельзя позволить, чтобы она тратила свою жизнь на этого негодяя, — какая-то детская, вызывающая, слепая и бессмысленная жертва. Очевидно, парня придется пристукнуть мне. Скорее всего это не так уж сложно — он ведь инвалид.

Я ухмыльнулся, ужаснувшись потому что всерьез рассматривал такую возможность. И пусть мысленно, но находил такой поступок необходимым. Убить, и конец. И поскольку никто другой этого не сделает, придется самому. В результате всех этих размышлений я напился.

Через несколько часов, поднимаясь из-за стола, я повалился на пол — не успел вовремя распрямить колени. Как в тумане, я видел, что поднялся переполох. Потом появился какой-то таксист, и в конце концов я оказался перед дверью. Своей дверью.

Чудом мне удалось подняться по лестнице, ибо следующее, что я помню, — моя собственная квартира, темные окна Джун и, наконец, моя кровать.

Наутро во рту был отвратительный вкус. Словно я сожрал содержимое мусорного бачка. Пошел было чистить зубы, но до ванной так и не добрался, потому что на стене «аквариума» большими красными буквами было выведено:

ALL MEN KILL THE THING THEY LOVE

Квартира Джун выглядела как обычно, она ничего с собой не взяла, одежда все так же была разложена на полках. Исчез только компьютер, и я понял, что она уехала.

Я страдал. Через три дня из зеркала на меня смотрело лицо победителя конкурса на главную роль в фильме ужасов: ввалившиеся щеки, неровная щетина, мешки под глазами, всклокоченные волосы. Да и запах мой вполне соответствовал виду. Я пил кофе и курил, пил вино и снова курил, время от времени съедал кусок сухого хлеба и зажигал новую сигарету, сидя в нижнем белье перед компьютером, — ждал от нее сообщения. Сообщения не было. Я уснул, уронив голову на письменный стол, а когда проснулся среди ночи, первым делом прибавил звук — чтобы услышать «арпеджио», возвещающее получение электронного сообщения, или писк сетевой программы, и побрел, одурманенный алкоголем, никотином и усталостью, в спальню.

На четвертый день я побрился, нормально оделся, позавтракал в кафе, а потом сходил в парикмахерскую. И стал думать.