Аквариум

На бульваре Курфюрстендам он остановился перед бутиком, и мне с большим трудом удалось припарковаться. Пришлось заехать на тротуар, и я чуть не свернул себе шею, не сводя глаз с двери магазина, в котором он скрылся, потому что не мог выйти из машины. К счастью, вскоре он появился еще с одной коробкой в руках.

Два раза я проскочил на желтый сигнал светофора и подрезал автобус, когда «мерседес» вдруг неожиданно изменил маршрут и свернул на улицу Йоахимталер. Автобус со скрипом затормозил, водитель выскочил и пожелал мне провалиться на этом месте, в чем чуть было сам мне не помог. И все же я свернул за «мерседесом», причем водитель, насколько я мог судить, не чувствовал слежки — даже неожиданный поворот объяснялся не стремлением уйти от преследования, а чисто итальянской манерой вождения. Прежде чем свернуть, ему хотелось во что бы то ни стало обогнать двухэтажный автобус. На улице Литценбургер он включил правый поворотник и заехал во двор. Я остановился и принялся ждать.

Но потом вышел из машины, иначе, когда он вернется, я так и не буду знать, по-прежнему коробки у него или нет и что делать мне: ехать за ним или бежать во двор — искать того, к кому он ходил.

«Мерседес» стоял во дворе, а мужчина перетаскивал в дом коробки. Я вернулся к своему автомобилю.

Долго ждать не пришлось. Не больше чем через десять минут «мерседес» выехал из ворот, а я вошел туда и огляделся.

Имени Джун не было ни на одной из табличек. Зато на первом этаже в глаза бросалась большая вывеска благотворительной организации: «Прием ношеной одежды». Бегло глянув в раскрытое окно, я увидел двух женщин возле длинного стола, сортировавших одежду. Одна из них как раз внимательно разглядывала синюю водолазку Джун. Потом сложила ее и добавила к одной из стопок. Только и всего.

Вполне возможно, именно в этот момент парень парковался перед ее домом. Ведь он же должен был вернуть ей ключ? Я едва не заскрежетал зубами от ярости.

Карел выглядел усталым. Я что-то бормотал, не в силах объяснять свое бегство с вечеринки — сейчас мне особенно не хотелось этого делать, — но он только махнул рукой, что, видимо, означало: я, мол, ничего другого от тебя и не ожидал.

— На открытии присутствовала еще Айрис Бербен, — с гордостью сообщил он. — И министр иностранных дел с четырьмя телохранителями.

— Ты далеко пойдешь, не сомневайся. Твое заведение — именно то, чего не хватает городу.

Я договорился встретиться с ним вечером и уехал. Мне не хотелось оставаться в студии.

Дома все было по-прежнему: никаких вестей от Джун, а вот полки в шкафах «аквариума» опустели. Вселение же в бывшую квартиру старой дамы близилось к концу.

Я не мог ни читать, ни слушать музыку, поэтому занялся новым компьютером — что-то же надо было делать.

Услышав характерное «арпеджио», я чуть не задохнулся, но это оказалось сообщение от толстого детектива. Пациента по имени Калим Дьерам примерно полтора месяца назад выписали из госпиталя в Нойкельне, и теперь детектив занимается поисками реабилитационного учреждения, куда его перевели.

Удивительно. Воистину сыщик стоил денег, которые просил. Я задумался: не отказаться ли от услуг другого детектива — прилизанного молодого парня в галстуке и с торчавшим из кармашка носовым платочком, который аккуратно занес в органайзер все, что я ему сообщил. Но, поразмыслив, решил этого не делать. Четыре глаза — лучше, чем два, а деньги для меня особой роли не играют. Может, прилизанный сумеет разнюхать что-то такое, чего не узнает толстый.

В «Лобби» я так и не расслабился, нервничал и с огромным трудом слушал Карела, заранее пообещав себе, что пробуду здесь не меньше двух часов. Я ел оливки, пил густое темно-красное вино «Барбера», которое он принес, и оглядывал клуб, где сейчас находилось не так уж много гостей. Без нескольких минут девять — мертвое время, как объяснил Карел: сразу по окончании рабочего дня и позже, когда люди уже поужинали или выходят из театров, начиная часов с десяти-одиннадцати, клуб полон почти каждый день, с самого открытия.

Я не мог вспомнить, какого цвета у Джун глаза. Знал только, что они светлые: может, серые, а может, зеленые или голубые. А ведь я в них смотрел. Мой взгляд постоянно возвращался к месту, где она тогда танцевала, и больше всего мне хотелось зажмуриться, чтобы вернуть картинку.

Когда Карел после недолгого отсутствия снова подсел ко мне, я стал было рассказывать ему о Джун, но оборвал себя на полуслове. Зачем? Он знал, как я страдал после смерти Шейри. Что бы он подумал, начни я рассказывать ему о какой-то исчезнувшей женщине по имени Джун?

— Объясню тебе все в другой раз, — сказал я, и он не настаивал.

— Договорились, — улыбнулся он. — Нравится вино?

Он хотел очаровать элегантную темноволосую даму, и некоторое время мы болтали втроем. В процессе разговора их интерес друг к другу возрастал, поэтому никто не обиделся, когда через полчаса я откланялся и поехал домой.