«Аквариум». Геометрия хаоса

Кульминацией этих концертов стала драка между культуртрегерами — Осетинским и Троицким. Несколько месяцев назад это сложно было представить, но получилось всё именно так. Со стороны казалось, что Олег Евгеньевич бьётся не на жизнь, а на смерть — за сферы влияния и своё продюсерское будущее.

«В те времена Осетинский был одним из немногих людей, которые хоть как-то пытались нам помочь, — рассказывал мне Гребенщиков. — Потом выяснилось, что он больше разговаривает, чем делает. Это — во-первых. А во-вторых, он оказался невероятным хамом. Он культивировал в себе эту черту как метод жизни. Скажем, мне он хамил мало, что-то его удерживало. А вот над Майком действительно измывался. И то, что он якобы ставил дикцию мне и Майку, не очень соответствовало действительности. Да, он задался целью сделать из нас артистов, но продолжалось это недолго».

Финал у этой истории получился скверным. После гастролей в Москве Олег Евгеньевич в приступе белой горячки носился с ножом по ночному Ленинграду, желая зарезать Мишу Науменко. Неудивительно, что вскоре этот сомнительный мезальянс распался, а Гребенщиков посвятил теневому рыцарю отечественного кинематографа агрессивный боевик «Кто ты такой (чтобы мне говорить, кто я такой)?». Песня вошла в бутлег «Скоро кончится век», некоторое время исполнялась на концертах, но так и не попала ни в один из альбомов «Аквариума».

Революция стиля

Ты похож на звезду, но всё ещё сидишь на пособии.

Mott the Hoople

Незадолго до наступления нового 1980 года музыканты «Аквариума» внезапно и пылко полюбили музыку в стиле «регги». Вечерами они собирались на квартире у Севы Гаккеля и устраивали шумные регги-вечеринки. Тогда ими ещё не была открыта сенсационная теория единства ямайских религиозных корней и русских песнопений, но первые шаги в этом перспективном направлении оказались сделаны.

«Я не имею ни малейшего представления, почему мы начали увлекаться музыкой в стиле «регги», — отшучивался Гребенщиков. — У Севы в соседней комнате жили хиппи — и они слушали то, что и положено им слушать: Джими Хендрикса и Дженис Джоплин. А мы на их фоне выглядели как чудовища: приходили ночью, нажирались и громко врубали Боба Марли, Sex Pistols, Police и Devo. Параллельно мы пытались курить траву, и иногда у нас это получалось».

Пионеры ленинградского растафарианства были очарованы карибскими вибрациями, совпадающими с их аутсайдерским образом жизни. Их будущее выглядело туманным. Вылетев с треском из научно-исследовательского института, Гребенщиков осознал, что период иллюзий закончился, и ему на смену крадётся эпоха страха. В этом контексте был понятен драматизм новой песни «Электрический пёс»: «Мы выросли в поле такого напряга, где любое устройство сгорает на раз».

Вспоминая о растафарианских идеях, проповедуемых «Аквариумом», стоит заметить, что даже их близкие приятели в эти ямайские теории врубались вяло. Никто из знакомых не знал регги-исполнителей, а по городу бродило всего несколько чёрно-белых фотографий Боба Марли, причём ужасного качества. Но Гребенщикова это массовое невежество совершенно не смущало.

«В нашем понимании растафарианство было чем-то искренним и пронзительным, — пояснял мне в одной из бесед лидер «Аквариума». — Возможно потому, что мы были такими же изгоями, как и они. После Тбилиси мы оказались выбитыми из социальной иерархии, но были полны сил, чтобы доказать, что только так и нужно жить. Нам казалось, что мы с растаманами могли бы прекрасно понимать друг друга».

Вскоре Дюша сумел устроиться на службу и возглавил бригаду сторожей. Быстро освоив новую должность, он встретился с Борисом и сделал ему королевское предложение: «Давай-ка, кидай трудовую книжку ко мне. Раз в неделю будешь приходить и двенадцать часов ничего не делать, как и все мы».

Эта нехитрая идея оказалась удачным решением ряда бытовых проблем. Самые образованные в мире дворники и сторожа жили на холодных дачах и съёмных квартирах, играли подпольные концерты, сдавали пустую посуду и нерегулярно платили профсоюзные взносы. Как пел Гребенщиков, «гармония мира не знает границ: сейчас мы будем пить чай». Разногласия с советской властью у этих аргонавтов от искусства носили исключительно стилистический характер.

Чуть позднее Артёму Троицкому удалось вписать «Аквариум» на всесоюзный фестиваль «Джаз над Волгой», проходивший в марте 1981 года в Ярославле. Говорят, что местная джазовая молодёжь так и не въехала в просветлённое ленинградское растафарианство. «Я клепал коростылём эту публику», — рычал Борис в гримёрке, но концерт получился провальным.