Учебный год закончился, и Мэй привезла Сонни в Чикаго. Они снова поселились на Прери-авеню; Аль же занимал свои апартаменты в отеле «Лексингтон». Трудовые будни гангстеров продолжались: рэкет, разборки, борьба за сферы влияния. Жизнь вовсе не замерла в ожидании суда, который должен был решить судьбу босса. Однажды вечером Джордж Джонсон и Аль Капоне оказались вместе на бегах: первый сидел на трибуне, никем не узнанный, а второй из частной ложи махал рукой рукоплескавшей ему толпе, пока оркестр играл в его честь. 30 июля 1931 года в десять утра они снова встретились — в суде.
Встрече предшествовал колоритный эпизод. Разведка донесла, что на Капоне готовится покушение. К слуху отнеслись вполне серьёзно: для убийцы нет ничего проще, чем спрятаться в плотной толпе, которая выстроилась вдоль улицы, дожидаясь прибытия «короля» в здание федерального суда. Поэтому Аль не поехал туда в своём лимузине, а взял такси и, едва машина прибыла на место, выбрался из неё и побежал к крыльцу, под защиту полицейских, не выпуская, впрочем, сигары изо рта. Телохранитель Фил д’Андреа прикрывал босса с тыла; левый карман его пиджака оттопыривал пистолет, и полицейские вполне могли арестовать его за ношение оружия, что в планы не входило. Фотограф, сумевший запечатлеть этот момент, уже мог считать, что день удался; однако это был не единственный сюрприз.
Репортёры заранее заготовили тексты о том, что Капоне, признавшего себя виновным, приговорили к двум с половиной годам тюрьмы и десятитысячному штрафу. Оставалось лишь услышать это собственными ушами и разойтись по домам. И тут судья Уилкерсон заявил, что суд на сделку не пойдёт. Пусть Капоне и заключил некий договор с Джонсоном, он, Уилкерсон, не из тех судей, что идут на поводу у прокурора. Капоне не может диктовать суду, какое наказание согласен принять. После этого Уилкерсон закрыл утреннее заседание, объявив, что слушание дела продолжится в два часа пополудни.
Защите пришлось в спешном порядке разрабатывать новую стратегию; судя по всему, злополучное письмо Мэттингли будет использовано как улика. У прокурора Джонсона дрожали и голос, и руки, когда он на возобновившемся заседании пояснял свою позицию судье: президент Гувер через Элмера Айри сообщил ему своё настоятельное пожелание избежать «случайностей» суда и поскорее покончить с этим делом (на носу президентские выборы 1932 года и Всемирная ярмарка в Чикаго 1933 года; будет лучше на это время засадить Капоне в тюрьму, избавив от него город). Но судья был непоколебим: он заслушает обе стороны и вынесет приговор. Тогда защита объявила, что Капоне отзывает признание своей вины и требует суда присяжных. Заседание назначили на 6 октября.
Капоне требовалось настроить общественность в свою пользу, поэтому он охотно раздавал интервью. Одним из журналистов, захотевших с ним поговорить, стал 33-летний Корнелиус Вандербильт IV — отпрыск известного рода американских миллионеров, лишённый наследства за то, что сделался газетным издателем. После развода в 1927 году он жил в небольшом городке Рино в штате Невада и пытался поправить финансовые дела, занимаясь литературной деятельностью.
О встрече с Капоне он договорился через своего секретаря-сицилийца и адвоката из Чикаго. Ему назначили время: 27 августа, в 11 часов. Приехав накануне назначенного дня, Вандербильт узнал из газет о похищении издателя Линча и о том, что чикагская полиция обратилась за помощью к Капоне. Позвонил адвокату, который вызвал его из Невады телеграммой, — Капоне на совещании со своими советниками и никого не принимает. «Вечером я купил ранний выпуск утренней газеты. В заголовках говорилось о возвращении Линча домой и о том, что Пэт Рош выдал ордер на арест Капоне. Намекалось, что Король знал слишком много о причинах внезапного похищения Линча[53]
».Вандербильт уже думал, что проездил напрасно, однако встреча с «Алем Брауном» всё же состоялась. «Мы сидели в просторном офисе в южно-восточном углу четвёртого этажа отеля “Лексингтон” на углу 22-й улицы и Мичиган-авеню, в Чикаго. Было позже 16.00. Это был четверг 27 августа».
В записи этого разговора Вандербильт предоставляет слово Капоне, позволяя ему рассуждать на разные темы, перескакивая с одной на другую, и лишь удивляется, что того как будто совсем не занимает предстоящий суд, на котором решится его судьба. Имеет смысл широко процитировать эту явно не отредактированную запись, чтобы составить себе представление о манере речи Аля и его образе мыслей.