Аль-Лат

В кино сегодня крутили что-то про войну, поэтому Алла решила устроиться где-нибудь под фонарем с «Сагой о Форсайтах» и наконец-то дочитать толстенный фолиант. Возле расчерченной на квадраты площадки с огромными шахматными фигурами всегда было тихо и светил мощный прожектор. Сейчас двое пожилых игроков сосредоточенно двигали тяжелые фигуры и не обращали внимания на окружающую действительность. Стол для обычных шахмат был пуст и Алла с комфортом устроилась за ним со своей тяжелой книгой. Минут через десять она поняла, что насладиться покоем не получится — вместе со свежим ветерком со стороны моря прилетела стая комаров и принялась нещадно кусать любительницу чтения за открытые части тела. Захлопнув «Сагу», Алла двинулась к морю. Свежий ветерок отгонял комаров, но ни один фонарь не горел. «Можно устроиться на пляже, — решила она, — хоть воздухом подышу под шум прибоя». Спустилась по железной лесенке, крепко держась в темноте за перила и заковыляла по крупной гальке к лежакам. Непонятный шум заставил ее прислушаться и остановиться. Сквозь мерный шум прибоя явственно были слышны чье-то сопение и сдавленные повизгивания. Глаза уже привыкли к темноте и в полумраке стали явно различимы силуэты на лежаках. «Я, похоже, чужая на этом празднике жизни…» — поняла Алла и побрела назад, в сторону освещенного фонарями парка.

Возвращаться в номер было еще рано, а сидеть в душном фойе не хотелось. Оставалось гулять по парку, не останавливаясь, чтобы не стать добычей комаров. Проходя вдоль стены старого корпуса, обращенной к дороге, обратила внимание на жестяной прямоугольный светильник с пробитыми в виде неровной надписи дырочками на лицевой стороне. В Ленинграде такие коробки светились в темноте старых дворов надписями «Убежище», напоминая о том, что империализм не дремлет.

«Фотолаборатория» прочитала Алла, подойдя поближе. Улыбнулась, вспомнив богемного красавца Гелу. Маленькая железная дверь под светильником была приоткрыта. «Видимо, творческий процесс идет», — решила Алла и, поколебавшись, потянула створку на себя. За дверью проем закрывала плотная черная ткань, из-за которой был слышен хриплый голос Челентано: «Susanna, Susannа…» Неожиданно из-за занавески выглянул Гела.

— Вай! Фотомодель пришла, — он бесцеремонно втащил гостью внутрь. — Заходи — музыку послушаем. Слышишь — про Сусанну поет. У меня сестру тоже Сусанной зовут.

Алла огляделась. Пара фотоувеличителей на длинном столе, шкаф с химреактивами и шикарный бархатный диван у стены. Вся стена над бархатным ложем была увешана фотографиями красавиц в бикини.

— Мои работы, — гордо обвел рукой этот вернисаж Гела. — Тут половина Советского Союза представлена. Даже с Чукотки модель есть.

— А наши снимки где? — поинтересовалась Алла.

— Не проявлял еще. Работы много. Хочешь, пока камерную съемку проведем? Располагайся, — он кивнул на диван.

— Да я не одета и не причесана… — замялась Алла.

— Зачем одета? Женская красота в оправе не нуждается. Вот, посмотри, — Гела, встав на цыпочки, стащил со шкафа картонную папку и протянул ей, — так работает фотохудожник.

Алла открыла папку. Пышнотелые красавицы позировали на диване в чем мать родила. Надо отдать должное автору — несмотря на отсутствие одежды, все выглядело достаточно пристойно. Позы моделей могли бы олицетворять скромность и даже невинность, если бы не некоторая «избыточность форм».

— Ой, нет, — Алла захлопнула папку. — Я на такое никогда не решусь.

— Запомни, девочка, — Гела многозначительно поднял указательный палец к потолку, — врача и художника не стесняются. Мы делаем мир немножечко лучше.

— Но я бы не хотела оказаться в этой папке.

— Обидеть художника легко… — покачал головой хозяин каморки.

— Я не хотела вас обидеть, — заверила Алла, — просто мы еще мало знакомы и я пока не прониклась к вам доверием, как к врачу.

— Надо растопить этот лед! — Гела вытащил из под стола бутылку шампанского. — Если откажешься выпить бокал этого нектара — правда, обижусь!

Хлопнула пробка, Алла успела приподнять ноги, чтобы хлынувшая на пол пена не забрызгала босоножки. В помещении запахло яблочным уксусом. Гела жестом опытного официанта наполнил две фарфоровые чашки пузырящимся напитком и протянул одну из них гостье.

— За искусство — до дна! — категорично объявил он.

Алла подняла чашку с нарисованным на ней ежиком с яблоком на спине и сделала глоток. Шампанское было теплым и очень сладким.

— Я сказал — до дна! — опереточным голосом воскликнул Гела, запрокинул голову и выпил свою порцию в несколько крупных глотков. Кадык на его шее при этом двигался с утробным бульканьем. Осушив свой сосуд, он перевернул его и потряс, демонстрируя завершенность процесса. На его чашке тоже был изображен ежик. Только не с яблоком, а с грибом на спине.

Напиток по вкусу напоминал компот и не был противным. Пожав плечами, Алла мелкими глотками допила остатки. Улыбнувшись, она тоже перевернула и потрясла свою чашку.