Аль-Лат

От станции метро «Площадь мира» до улицы Дзержинского, где жили Таня и Али, шли через проходной двор. Этот короткий путь был известен многим — навстречу то и дело попадались люди, спешившие домой после работы. Гулкое эхо подворотни неожиданно донесло обрывки арабской речи. Причем говорили на палестинском диалекте, который было сложно перепутать с египетским или иракским. Шакиб невольно замедлил шаг. Трое парней, нервно переговариваясь, шли навстречу. Коренастый силуэт одного из них и голос одного из прохожих показались знакомыми.

— Джамал?

Парень остановился. Спутники его сразу замолчали и повернули головы, пытаясь рассмотреть незнакомца в темноте. Посыпались белые искры, вспыхнула зажигалка в руке одного из парней. Ошибки быть не могло — Джамал!

— Шакиб, это ты?

Они обнялись, все еще не веря в возможность такой встречи.

— Откуда ты здесь? — первым спросил Джамал.

— Учусь в Крыму, — не вдаваясь в подробности ответил Шакиб. — В Ленинград на каникулы приехал. А ты?

— Буду учиться в техникуме связи. Пока на курсы русского хожу. А еще для землячества разные поручения выполняю.

— А как наш третий «спортсмен», Адиль? Ты что-нибудь слышал о нем? Я его фото в газете видел.

Джамал развел руками:

— Боюсь, мы его теперь долго не увидим. После захвата самолета его и Моссад, и американцы искать будут. Он теперь нелегал.

— Ты сказал, что поручения землячества выполняешь. А что за землячество? Палестинское?

Джамал замялся:

— В общем-то, их два — одно подчиняется ФАТХ, другое — Хамас.

— А ты в каком?

— Я — «присматривающий» от доктора Шкаки. Нам главное, чтобы они оставались верными идеям джихада. Воспитательную работу проводим.

Шакиб усмехнулся:

— Лекции читаете?

— Да. Вот как раз после лекции и возвращаемся. Беседовали с одной заблудшей овцой. Слушай, нам пора, — заторопился Джамал, — где тебя найти?

— Я пока в общаге консерватории живу, на станции метро «Автово». Комната 39.

— Понял, — хлопнул его по плечу Джамал, — я тебя обязательно разыщу.

Праздничный стол был накрыт в гостиной, но все столпились на кухне. Али, по пояс голый сидел на табуретке, а Таня, всхлипывая, обрабатывала ссадины на его руках и голове перекисью водорода. Перепачканная кровью рубашка лежала в раковине.

— Значит, они тебя все-таки нашли?

Али закрыл ладонями опухшее лицо, кивнул.

— Сколько их было?

— Трое. Сказали, что если не вернусь, Тане плохо будет.

* * *

Семейный совет длился недолго, и вердикт был коротким:

— Шакиб, — бабушка для убедительности даже встала, — вы должны переехать к нам.

— Анна Соломоновна, Галина Моисеевна, спасибо, но это невозможно, — твердо возразил он.

— Почему же? — удивились женщины хором. — Места у нас хватит. Три комнаты, все-таки.

Шакиб покачал головой:

— Мы не женаты. Во-первых, это — грех, а во-вторых, я не хочу, чтобы про Аллу говорили плохое.

Женщины переглянулись.

— Видите ли, — Алина мама припечатала ладонью стол, — в сложившихся обстоятельствах это, скорее, ваш долг.

— Какие обстоятельства? — Шакиб беспечно махнул рукой. — С земляками я сам разберусь. Перееду в другую общагу. В Ленинграде их много.

— Мы другое имеем в виду.

Алла Соломоновна вопросительно взглянула на дочь. Та кивнула.

— Мы не хотим, чтобы ребенок рос без отца. Аллочкин папа умер, когда ей три годика было. Мы, конечно, отдали ей всю свою любовь, но в доме должен быть мужчина! — сказала она твердо.

Шакиб удивленно посмотрел на Аллу. Она виновато улыбнулась.

Дверь в комнату оказалась открытой. «Неужели забыл запереть?» — подумал Шакиб. На кровати, поверх одеяла мирно спал Джамал. На полу рядом с ним стояла чайная чашка, заполненная окурками. Тяжелый дух табака висел воздухе. Шакиб подошел к окну, открыл форточку. Свет включать не стал. Стоял, смотрел на освещенную фонарями улицу и вспоминал долгие разговоры с Джамалом в бейрутском подвале, тяжелую ночную работу в порту, клятвы перед расставанием. И года не прошло с тех пор, а кажется, что все это было в очень далекой и какой-то чужой жизни.

Заскрипела кровать.

— Пришел? Долго я тебя ждал.

— Зачем курил в комнате? Здесь в конце сентября девушки из колхоза вернутся — здесь жить будут.

— Ничего, проветрят, — Джамал спустил ноги с кровати. — Поговорим?

Шакиб развернул стул в сторону гостя, сел.

— Ну, давай.

— Ты уже, наверное, понял, что я к тебе не чай пить пришел.

Шакиб не отвечал и внимательно следил за движениями Джамала в полумраке.

— Ты — предатель, Шакиб Халиль. Тебя ищут. И связался ты с предателем. Только если твой новый друг Али — музыкант, и спрос с него, как с обычного труса — провели «профилактику» и отправили домой, то ты — военнослужащий, и тебя будут судить. Если вернешься добровольно, то решение будет милосердным. Может, расскажешь мне, почему ты сбежал?

— Ленинград решил посмотреть, — коротко ответил Шакиб, — и мне здесь понравилось.

— Судя по обстановке, ты здесь один живешь, но в тумбочке — крем для рук женский.

Кремом пользовалась Алла после того, как мыла чашки на общей кухне. Судя по всему, про нее «землячество» пока не пронюхало.

— Кто-то из девушек забыл, — пожал плечами Шакиб.