Алая буква (сборник)

Улица Пинчеон перед Домом с Семью Шпилями являла собой куда более приятное зрелище, чем близлежащие переулки, скованные неряшливыми заборами и деревянными стенами домов низшего класса. Природа в то утро с лихвой возместила урон, нанесенный пятью ненастными днями. Само благословенное небо, насколько оно было видимо между домами, вновь пропиталось солнцем и жаждой жизни. Каждый предмет был прекрасен, как в сочетании с общим видом, так и при более тщательном рассмотрении. Чудесны были чисто вымытые камешки и гравий на дорожках, даже зеркальные лужицы в центре улицы и пышная, чисто вымытая трава, росшая вдоль заборов, в щели которых можно было увидеть буйную зелень садов. Всевозможные овощи выглядели откровенно счастливыми, напоенными теплотой и жизненной силой. Вяз Пинчеонов, при всей своей необъятности, тоже ожил и наполнился утренним солнцем и нежной свежестью ветерка, который заставлял тысячи листьев его кроны шептать в унисон. Это почтенное дерево ничуть не пострадало от непогоды. Оно сохранило всю пышную крону и каждый ее листочек в идеальном радостном состоянии, за исключением одной ветки, которая, как свойственно иногда вязам, уже пророчила осень, окрасившись в золотой цвет. Она была похожа на золотую ветвь, позволившую Энею и Сивилле проникнуть в Гадес.

Эта таинственная ветка нависала над главным входом в Дом с Семью Шпилями так низко, что любой прохожий мог приподняться на цыпочки и сорвать ее. И, предъявив у двери этот символ, дающий право войти, он мог бы ознакомиться со всеми секретами старого дома. Внешний вид старинного здания производил приветливое впечатление, порождая мысли о том, что история его наверняка была полна красоты и радости, как сказка, рассказанная у камина. Окна особняка сияли, отражая солнце. Линии и пятна зеленого мха словно провозглашали близость и родство с Природой, как будто это человеческое обиталище, в силу своего древнего возраста, обрело почетный титул дома изначального, как вековечные дубы или иные подобные вещи, обласканные нескончаемым долголетием.

Человек живого воображения, проходя мимо дома, оглянулся бы не раз и не два, чтобы как следует его рассмотреть: множество шпилей, которые окружали составной дымоход камина, глубокую тень нависающего этажа, арочное окно, придававшее зданию вид если не роскошный, то по-старинному элегантный, и сломанный навес, на который оно выходило, гигантские лопухи у порога. Он заметил бы все эти особенности и почувствовал бы, что под ними сокрыто нечто более глубокое, недоступное взгляду. Он решил бы, что особняк был прибежищем упрямого старого пуританина, который умер много лет назад, благословив перед смертью все его залы и комнаты. Благословение это проявлялось в религиозности, честности, умеренности или даже полной аскезе, а также в полнейшем счастье, которое было завещано всем потомкам вплоть до сегодняшнего дня.

И один объект более всех остальных закрепился бы в памяти впечатлительного наблюдателя. То было множество цветов – сорняков, как вы назвали бы их всего неделю назад, – а теперь настоящая клумба с алыми цветами, возникшая в углублении между двумя шпилями. Старожилы привычно называли их Букетом Эллис, в память о красавице Эллис Пинчеон, которая якобы привезла их семена из Италии. Теперь же они потрясали своей красотой, распустившись под утренним солнцем, и завершали таинственное выражение сокрытой в этом доме тайны.

Дядюшка Веннер, о котором мы уже упомянули, появился со своей тачкой сразу же после рассвета. Он совершал свой утренний обход, собирая капустные листья, обрезки репы и картофельные очистки, равно как и разнообразные остатки обедов, которые бережливые хозяюшки этого квартала привыкли откладывать для свиней. Свинья дядюшки Веннера питалась исключительно этими благотворительными взносами, в обмен на которые заплатанный философ обещал, что до отъезда на ферму устроит знатный пир и пригласит всех соседей отведать ребрышек и ножек хрюшки, растолстевшей благодаря их доброте. Хозяйственные дела мисс Хепизбы Пинчеон значительно улучшились с тех пор, как Клиффорд стал членом семьи, поскольку во времена одиночества леди питалась куда как скромнее. Дядюшка Веннер был немало разочарован, не найдя большого глиняного котла, полного объедков и очисток, который оставляли к его приходу у задней двери Дома с Семью Шпилями.

– Никогда не считал мисс Хепизбу настолько забывчивой, – сказал старик сам себе. – Она же наверняка вчера обедала, это несомненно! В эти дни обедов она не пропускает. Так где же отвар и картофельные очистки? Или мне постучать, может, она еще готовит их? Нет, нет, так не пойдет. Если бы малышка Фиби была в доме, я постучал бы, но мисс Хепизба наверняка будет хмуриться на меня из окна и выглядеть возмущенно, пусть даже настроение у нее хорошее. Так что вернусь-ка я в полдень.

С этими словами старик запер калитку маленького заднего дворика. Та заскрипела петлями, как и положено любой старой калитке и двери, и звук достиг ушей обитателя северного шпиля, боковые окна которого выходили как раз во двор.