Слухи тех дней утверждали – и мистер досмотрщик Пью, что столетием позже провел свое расследование, также верил, – а недавний его последователь на почетной должности и подавно верит, что Перл не только осталась жива, но вышла замуж, была счастлива и заботилась о своей одинокой печальной матери, которую с радостью бы пригласила к своему семейному очагу.
Однако истинный дом Эстер Принн был здесь, в Новой Англии, не в тех неизвестных землях, где Перл нашла свое счастье. Здесь был ее грех, здесь была ее печаль, и здесь же ждало ее искупление. Она вернулась и по доброй воле – поскольку даже самый суровый суд того времени не стал бы настаивать, – продолжила носить символ, давший название этой темной повести. Никогда больше буква не покидала ее груди. Но с течением самоотверженных, мудрых и кропотливых лет, которые Эстер посвятила людям, алая буква перестала быть символом, что вызвал у мира презрение и горечь. На нее стали смотреть с печалью, с восхищением, даже с почтением. И, поскольку в Эстер Принн не было эгоизма и не было стремления жить ради собственной выгоды и удовольствий, люди несли к ней свои печали и трудности, искали совета у той, что сама прошла сквозь ужасные беды. Женщины в особенности – в не стихающем потоке раненых, обманутых, запутавшихся, ошибившихся и преданных грешной страстью или с жутким бременем на сердце, которого никто не хотел добиваться, – приходили к коттеджу Эстер спросить, отчего они так страдают и каково может быть лекарство! Эстер утешала их и разъясняла им, как могла. И заверяла, делясь своей твердой уверенностью в том, что наступит однажды светлое время, назначенное самим Небом, когда мир будет к тому готов, и между мужчиной и женщиной установятся совершенно новые отношения, построенные на надежном фундаменте общего счастья. В ранние годы Эстер тщетно представляла себя будущей пророчицей, но с тех пор слишком хорошо узнала, что никакая таинственная небесная истина не может быть доверена женщине, запятнавшей себя грехом, согнувшейся под бременем позора или печали, которую ей суждено нести до конца своих дней. Ангелом и апостолом грядущих откровений должна быть женщина, да, но праведная, чистая, прекрасная и мудрая, однако обретшая мудрость не посредством сумерек горя, а посредством небесного проводника радости; она должна показать, как святая любовь делает нас счастливыми, сама проживая такую жизнь до самого завершения.
Так говорила Эстер Принн и опускала печальный взгляд на алую букву. И спустя много-много лет возникла новая могила, у старой и просевшей, на том же кладбище, у которого впоследствии построят Королевскую Часовню. Возле старой и просевшей, но не рядом, между ними, оставлено было пространство, словно даже прах двух усопших не имел права смешиваться. Однако обеим могилам служило одно надгробие. Вокруг него стояли монументы, украшенные гербовыми щитами; да и на этой простой сланцевой плите любопытный исследователь может различить – и глубоко задуматься над найденным – подобие выгравированного герба. На нем девиз, геральдическая формулировка, которая может служить девизом и кратким описанием нашей легенды, которая подходит к концу; настолько он мрачен и оживлен лишь вечно светящейся точкой, которая мрачнее тени:
«НА ЧЕРНОМ ПОЛЕ АЛАЯ БУКВА А»
Дом с семью шпилями
Вступительный очерк
В сентябре того года, в феврале которого Готорн завершил написание «Алой буквы»[14]
, он начал работу над «Домом с семью шпилями». В это же время он переехал из Салема в Ленокс, что в округе Беркшир штата Массачусетс, где поселился с семьей в небольшом деревянном доме, сохранившемся в Стокбридж Боул до момента выхода этого издания.«Я не смогу закончить новую книгу к ноябрю, – объяснил он своему издателю первого октября. – Потому что практически не способен к литературному творчеству до первых осенних заморозков, которые, похоже, оказывают на мое воображение тот же эффект, что и на осеннюю листву, заставляя и то и другое играть разнообразием ярких оттенков». И, в соответствии с этим поэтическим сравнением, он смог завершить новую работу к середине января следующего года.