Алая дорога

– Не думаю, – не в силах обуздать смех, отвечала его возлюбленная, – что люди восхищались зодчими и выдумывали все это, – она обвила руками пространство вокруг себя, – чтобы спать на траве и терпеть укусы муравьёв. Это ведь тоже красота, человек должен жить в красоте, чтобы его дух стал возвышенным. Тогда он не будет злым.

– По-твоему, – перебил её Алексей, сузив глаза, что означало его готовность к словесному поединку, – что все императоры – диктаторы, все цари – деспоты, самодержцы, которые вроде и знают, что людям плохо, да не трогают пласты чиновничества, воспитывались не в красоте?!

Елена замялась, глядя поверх его плеча и пытаясь найти спасение в картине, прислонённой к стене.

– Я запуталась и хотела, кажется, сказать совсем не это… Наверное, если человек лишён элементарного, не ест и не высыпается, он не сможет строить светлое будущее, а пойдёт красть.

– Ты, как обычно, всё усложняешь…

– Нет же, я только пытаюсь быть справедливой, добраться до сути, хотя ты и не веришь, что это возможно.

– Я только пытался выразить свои соображения, – ирония и облегчённое превосходство выплеснулись в его манере произносить слова. Как ни ценил он Елену, ему не мешало обожание, чтобы считаться с её несовершенством. Её недостатки считались недостатками только им, в то время как другому человеку они, быть может, казались преимуществами. В любом существе с развитым сознанием живёт целый мир, и окружающее воспринимается им исключительно с его точки зрения, – относительно того, что нужно иметь необходимое и не гнаться за горами золота, от которых свербит в глазах, которые не приносят ни счастья, ни успокоения, а довольствоваться малым. Но не спать в бочке, разумеется… Это уже дурость.

– По крайней мере, с этим я согласна.

Елена не делала трагедий из того, что они не во всём приходили к общему знаменателю. Для счастья ей достаточно было знать, что Павел и Алексей рядом, что у неё есть друзья и семья, что не нахлынут больше на неё те месяцы уныния и бессильной злобы от пустоты мира и собственной праздности.

Алексей теперь долго пропадал на политических собраниях и митингах, иногда брал с собой Елену, которой пришлось по душе на кричащих сборищах убеждённых, свободных людей. Вместе они опьянялись сознанием того, что не зря проскальзывают время. Вдобавок они проявляли сопротивление и непокорность, переча царизму и его приверженцам. Ведь их могли схватить поборники порядка! После таких вечеров они долго были в духе и продолжали развлекать себя уже наедине.

Она вновь собиралась поступать в университет, хотела только немного подождать, пока подрастёт Павел. Будущее виделось светлым, ярким и прекрасным. Неважно было, когда состоится великое, главное, что оно непременно настанет. «Раз уж эмансипировалась, мне нужна профессия», – запоздало отмечала Елена. Она много читала и размышляла надо всем понемногу, что не мешало ей сибаритствовать и развлекаться, развивая сына.

Дух нового времени поднимал со дна души забытые, но ослепляющие, возносящие на вершину чувства. Человек стал властелином своей судьбы. Ораторы со сцены били слушателей громовыми раскатами своего голоса, а содержание выступлений вызывало восторг у волн толпы, прогуливающихся внизу. И разговоры о равенстве и братстве находили отклики во многих сердцах, в том числе и в сердце Елены. Новые лозунги нового времени будили в ней больше, чем размеренные разговоры о реформах в напудренных гостиных. Новое время отбросило мораль и предрассудки, как рваные чулки, и упивалось безумством. С начала революционных действий большее число новорожденных избирателей выступало за эсеров; за большевиков – около четверти, но они не теряли времени зря, напролом идя к цели.

Знать, оставшаяся верной монархии, заламывала руки и набрасывалась в печати на наиболее активных представителей оппозиции. Особенно доставалось писателям и поэтам, отрекшимся от традиций. Было странно читать в литературных журналах гадости, написанные их соратниками по перу, по отношению к творцам, попробовавшим свободу, о которой Россия молила с запёкшейся на губах кровью. Елене всегда думалось, что те, кто учит лучшему, сами должны этому лучшему соответствовать. Но, повзрослев, она поняла, что все, даже великие, грешат своими пороками. И даже они, забыв о том, что сами проповедовали, накидывались на думающих иначе. Правда, Васька слушал и ел.

Елена не виделась теперь со старыми знакомыми. Она ни к кому не была особенно привязана. Кто-то был мил, кто-то обаятелен, и только. Настоящие друзья жили теперь в пригороде и не хотели приезжать, хоть Алексей и расписывал изменившийся Петроград с горящими от восторга глазами. Такого с ним не случалось почти никогда. Теперь, когда Елена выходила в город и встречалась с приятелями, те демонстративно переходили дорогу и бросали на неё спесивые взгляды. Елена могла залиться краской, и, по законам жанра, убежать домой и оплакивать своё падение. Вот где была бы трагедия, и по ней когда-нибудь поставили бы пьесу.