Алая дорога

– Я не могла жить с отцом. Это было выше моих сил – сидеть с ним за чаем, будто ничего не случилось. Ты бы видел, как он обращался с крестьянами. Как царь! Противно. Из-за таких, как он, Россия и оказалась на грани. Он отказывался принимать даже реформы и по-прежнему, со славянофильским фанатизмом, ратовал за абсолютную монархию, кровавые воскресенья, голод. Пусть народ гнётся, главное – показать мощь Руси – матушки, главное – величие! Если делать вид, что ничего плохого не происходит, может, и дальше можно будет прикрывать гниль шелками и надеяться, что когда-нибудь кто-то добрый и всемогущий сделает всё, как нужно. И воцарится рай.

– Вот поэтому – то большевики и не верят временному правительству, понимаешь?! – запальчиво заговорил Алексей, оживляясь, его глаза блестели. – Сколько уже было реформ, восстаний, и что? Что поменялось, ну что? Ничего. Всё только хуже и хуже.

– Но почему ты думаешь, что большевики смогут то, что никому ещё не удавалось?

– Я не думаю, я верю.

«Блажен, кто верует».

– Хорошо, если твоя жизнь имеет смысл, если ты, хоть и неправильно, но, мыслишь. Помнишь, Гипатия Александрийская что-то в этом роде говорила, что лучше ошибаться, чем не думать вовсе. Я стараюсь, чтобы моё существование тоже было нужно хоть кому-то. Хоть Пашеньке.

– И ты по примеру Гипатии решила податься в философы? – спросил он, ехидно глядя на Елену.

– Время такое, родной. Если у тебя есть голова, поневоле начнёшь задумываться о судьбах родины, как бы пафосно это не звучало.

– И сердце. Сердце должно руководить всем.

Она странно посмотрела на него, чуть было не дотронулась до его волос, словно хотела удостовериться, что он живой.

– Иногда мне кажется, что мы с тобой – одна половина чего-то…

– …чего-то хорошего, да? – он опять улыбнулся, показав выпирающие клыки.

– Да. Боже, как хорошо!

Глава 14

Александр уехал сразу после того, как узнал, как его жена проводит благоуханные майские вечера, и под влиянием Елены обещал заняться разводом, когда утихнет волнение. Он устал, сильно устал, поэтому не пытался больше удержать её. Во время его пребывания в Степаново он нашёл что-то неясное. Может быть, свободу, может, надежду, и это что-то поколебало его убеждения, которых он никогда не придерживался фанатично, забавляясь и считая, что жизнь должна быть лёгкой. Он отпустил. Влияние Аркадия Петровича и ему подобных за несколько дней истёрлось из его воображения, он начал мыслить Еленой. Её взгляды в нём быстро померкнут, как только он окажется вдали отсюда.

Нельзя сказать, что Жалов был потрясён до глубины души и гневался, как Отелло, но всё – таки… Елена, пусть и не страстно любимая, пусть неоценённая, была частью его жизни, и расставаться с ней было невесело. Из-за сидящей в нём безынициативности он плыл по течению и просто смотрел, как его брак рушится, даже не подумав, что можно это изменить. Стоя сейчас на крыльце и говоря женщине, подарившей ему сына, последнее «прости», Александр понимал, что от его жизни отстаёт крупное русло. Сердце сосала тоска, и даже великолепный русский пейзаж не радовал глаза.

– Ну, так… Увидимся ещё, Лена?

В душе её поднялось раздражение, но быстро улеглось.

– Неужели ты думаешь, что я буду препятствовать вашим встречам с сыном?

– Да, да, конечно, прости, Лена. Прости за всё, если что не так…

– И ты меня прости, Сашенька. Ты не был плохим мужем, просто не срослось. Не на той ты женился. Не те люди, не те характеры предоставлены сами себе в великой игре, называемой жизнью. Не приспособленные, не мудрые. Мудрость приходит уже тогда, когда наломаешь столько дров…

– Ты… Любишь его?

– Неужели ты никогда не замечал, как я смотрела на него?

– Не замечал. Я же… потом с тобой…

Снова набеги досады. Нет, конечно, жить вместе у них не получится. Это при прощании забываются все царапины, и кажется, что всё было светло и грустно, а разлучает смерть или война. Не начнешь всё сначала. Что прожито, то прожито, и гораздо лучше вовремя уйти, чем начинать жить отторжением. Им давно не о чем разговаривать.

– Ах, прости, я забыла, что ты обращаешь внимание только на то, как женщины ведут себя с тобой.

Прощание подпорчено. Он смущённо показал зубы, отчего выражение лица зрелого мужчины стало беззащитным. Белоснежные манжеты трепал нагретый дневной ветер, светлые волосы, по-русски мягкие и пушистые, переливались тусклым сиянием, как облака, за которые спряталось солнце.

Она неуклюже чмокнула его в щёку и спокойно ждала, когда он сядет в автомобиль. Финал такой же странный и поспешный, как их брак. Умей хоть один из них ценить другого, возможно, они прожили бы вместе счастливую жизнь. Со своими потёртостями и непониманием, но в старости гордо забыли бы всё серое и восхищали наивных внуков рассказами о книжной любви.