Смеркалось. С неба исчезли редкие облачка, уступив место бледно разгоравшимся звёздам. Небо, стремительно темнея, уносило далеко в свою синеву, с каждой минутой становящуюся всё бездоннее.
– А что с Александром?
Воздушная атмосфера неброского очарования рухнула. Приходилось возвращаться к жизни.
– Я говорила с ним. Он сказал, что развод неприличен, он не может опозорить свою семью этим.
Из расплывающихся очертаний его силуэта донёсся тихий смех.
– До мозга костей дворяне. И смешно, и жалко, и совестно почему-то. Не хотят ведь нищеты, но ничего сделать не могут. Не приспособлены к жизни, но умны. Вот их проклятье. Со времён Онегина и Рудина ничего не изменилось, ничего, – молчание не от того, что нечего больше сказать, а оттого, что сказанное слишком точно, и прибавить что-то значит просто повторять одно и то же. – Как ты вообще умудрилась выскочить за него?
В его тоне почувствовалась досада, что заставило Елену улыбнуться про себя. Все годы с мужем, не слишком счастливые, а иногда даже тошнотворные, сейчас казались забавной пьесой с ней в главной роли.
– Ты уехал, а он оказался рядом.
Алексей раздражённо пошевелился.
– Но у тебя ведь были и другие поклонники, почему именно Жалов?
– Поклонники и возлюбленные – разное. Меня никто не любил так, как нужно, как хотелось. По-настоящему. Никто не был искренним и душевным, понимаешь? Я это только сейчас осознала, хоть и тогда чувствовала. У меня было время проанализировать свою жизнь, – она с горечью усмехнулась. – А Александр, поверь, был сострадающим. Он слаб, как и многие, но сердце у него есть. Может быть, он просто слишком любит фальшь, и поэтому всё, что есть в нём хорошего, марается о недостойных людей. Понимаешь, он становится тем, кем его хотят видеть. Из-за этого он многих заставляет страдать.
– Прости, что уехал тогда, – скупо проронил Алексей.
– Брось, Лёша. Главное – настоящее. Не стоит портить жизнь мыслями о том, что прошло не так, о том, что не сбылось. Так ничего не исправишь, а только душу разбередишь. И ты меня прости, что оттолкнула тебя второй раз. Как ты не возненавидел меня?
– Я возвращался в Петербург из-за тебя. Надеялся, что простишь. Я остыл, понял свою проклятую гордыню. Много я в жизни от неё натерпелся. Где нужно промолчать, чтобы всё не испортить, обязательно влезу в спор. Поэтому революционер из меня никакой, здесь же надо тонко, на ощупь. Вот террористы – это да. Без лишних слов, наотмашь! Я ведь считал, что ты из-за предрассудков ненавистного мне света отказалась бежать. Но подумать, так ты во стократ умнее меня оказалась. Ты понимала, что постылая жизнь рождает ненависть. Мне-то было всё равно, я один на свете. Но ты, твоя семья… Я мог разрушить твою жизнь, а потом винил бы тебя в апатии и меланхолии. Так ведь обычно мы и поступаем. Любовь такая хрупкая, от ветра может разрушиться.
– Ты возвращался из-за меня? – Елена дёрнулась и стукнула колено об его подбородок. – А я подумала, ты решил удостовериться в своих правах на меня. Вначале я так надеялась, что ты приедешь, и всё будет по-прежнему! – в голосе её сквозили и возмущение, и волнение, и разочарование.
– Мне донесли, что ты помолвлена. У меня опять начался рецидив гордости. Я не мог поверить, что та, которая первая призналась мне в любви, так быстро утешилась. И поэтому я, хоть и вышел провожать тебя, ничего не сказал на твои гневные слова. Только слушал, а в тайне даже обижался. Как всегда. Какой же я дурак!
– Я так ждала тебя, а потом тоже вспомнила, что и у меня есть самолюбие. И решила не лить слёзы по мужчине, который так поступил со мной, а стать счастливой вопреки всему. Как я тогда злилась сначала на тебя, что ты так быстро сдался, потом на себя, что не уехала с тобой. Кого я жалела? Отца? Он ведь всё и разрушил, мы с тобой только докололи черепки. Хотя нет. Каждый сам в ответе за свою судьбу. Я стараюсь не забывать об этом, но иногда всё равно чувствую обиду на всех и вся… А обручилась я с Александром только в декабре! Должны были огласить помолвку в ноябре, но что-то не получилось.
– Вот так из-за глупости и рушатся жизни, – тускло процедил Алексей.
– Да. Поистине «Гордость и предубеждение»! Классика не стареет. Новые характеры не появляются, они лишь проносятся по временам и эпохам.
– Как ты сказала? «Гордость и предубеждение»? Какая-то новая книга?
– Нет, ей уже более ста лет. Просто эта писательница только теперь обрела популярность.
Он равнодушно кивнул.
– Но неужели вообще необходимо замуж? – спросил Алексей задумчиво.