Алая дорога

Ей необычно было наблюдать за тем, как он, разнузданно поставив ногу на паровоз, громко объясняет что-то работающим. Одеждой он мало отличался от простого люда. Подпоясанная синяя рубаха существенно открывала шею, на которую Елена засмотрелась и сегодня. Таким оживлённым она видела его редко, но именно бесёнок, проскальзывающий сейчас в нём, покорял больше всего. Этого она ждала всегда в сдержанности Алексея и его оскорбительном безразличии к человеческому роду. Сейчас, как у реки, он был живым. Это состояние наиболее подходило ему, как мечтателям больше всего подходит одиночество. С этим Алексеем, а не с тем чопорным непримиримым мужем, сурово давшим ей понять, насколько она несовершенна, она согласна была с громким треском оторвать от себя кусок старинной материи. Хотя, в сущности, она уже сделала это ещё до его появления. Алексей подоспел вовремя и озвучил то, что уже плавало в океане её соображений, но не было понятно.

Наконец, Алексей вытер запачканные руки о сальную тряпку и приблизился к ней. Не успев поприветствовать её, он услышал заготовленную заранее речь, произносимую тихим твёрдым голосом.

– Подари мне месяц здесь, никуда не выезжая. Потом я поеду с тобой, куда захочешь. Не то, чтобы я вдруг решила положить свою жизнь на твою, – добавила она с полуулыбкой. – Просто моя жизнь стала вдруг, не сразу, конечно, казаться мне недостаточно деятельной… Одно из немногих светлых пятнышек – мой сын. Я долго жила в уединении, и теперь хочу в гущу событий. Во мне как будто растаял снег, и весенние ручьи зовут на подвиги.

Оказавшись в эпохе, где каждый был либо консерватором, либо ратующим за прогресс, поскольку тех, кто стоял в стороне от разрывающих Россию деяний, не принимали в счёт, Елена не могла определить своего отношения к революции. Её привлекали решительные личности, но то, что они говорили, порой смутно не нравилось ей, избегающей всяких гипербол и неприятностей, «нечистоплотностей». Едва ли она даже перед замужеством, общаясь с определённо настроенной молодёжью, всерьёз задумывалась над тем, что может включиться в ту пожирающую умы игру, ведущуюся в беспокойной и пристыженной Российской империи испокон века. В ней бродили осколки волнующих опрокидывающих мыслей, но мешало, наверное, сугубо консервативное воспитание, отрицающее всё, что противоречило нормам. А нормой было свято верить в нерушимость церкви и самодержавной власти, молчать о том, что выбивалось из понятия о законе и нравственности, и ни при каких обстоятельствах не верить никому кроме своей семьи, пусть даже она собственноручно использовала тебя во имя «высших» целей. Честь, совесть и терпение были в почете, несмотря на огромное количество появившихся из-за реакции противодейственных группировок. Официально по-прежнему дворяне продолжали считать себя столпами, кушать икру и недоумевать, отчего ропщут низы. Если бы кто-то встряхнул её, схватил за руку и повёл, она, окрылённая, знающая, что так надо и так суждено, пошла бы. А пока что она забыла все прежние откровения, после которых чувствовала небывалый прилив мудрости и сил.

– А муж? – спросил Алексей, стараясь выглядеть сурово.

Её речь путала его мысли, но была отрадна. Теперь уже жизнь с ней казалась возможной, реальной, и эта истина захлёстывала сознание и цеплялась за скрытые желания, как ветер, дующий в лесу.

– Считай, что его нет больше, – храбро отметила Елена, не обращая внимания на стучащее о виски сомнение.

В душах раскрывались неведомые прежде клумбы возможностей, чувств и лиц. Лес рядом шуршал, шелестел и журчал звуками жизни, а парни на составе не казались, как с первого взгляда, дикими. Они весело, что казалось Елене чудом при их тяжёлой жизни, травили байки и посматривали на молодую барыню, клочок роскоши в их рабочей жизни. И, хоть они и хмыкали друг другу, переглядываясь, она понимала, что это не злость.

Алексей выжидательно смотрел на изменения её лица и одобряюще сужал свои добрые (когда они стали такими?) шоколадные глаза. «Если я не познаю это сейчас, я буду несчастна до конца жизни. Она мало смысла будет иметь, если я не чувствую, а, значит, и не живу вовсе. Не хочется превратиться в заморенную старуху, живущую только детьми, которым нет дела до неё…» Вслух она лишь улыбалась, расширяя глаза от ожидания его ответа.

Она выбрала. Затишью противопоставила деятельность, неволе свободу. Пусть будет так, лишь Павлушу она никому не уступит, даже если придётся бежать и скрываться. Хотя в глубине души она понимала, что всё не так страшно и заученно, как в историях, гуляющих в кругу просвещённых дворянок. Елена, получив блестящее образование и развивая его бесконечным самоанализом, не верила в крайности. Прикасаясь к миру мятежа, восстания и пьянящей свободы, она чувствовала себя сильнее. Он не отталкивал её, с каждой минутой становясь всё отчётливее. А отчётливое уже не пугает, потому что его не подбадривает фантазия.

Глава 13

– Лёша, а почему ты сейчас не там, не с ними?