Алая дорога

Алексей посмотрел, наконец, на Елену и поспешно кивнул, затем вновь, только уже удовлетворённо отвёл глаза, посмеиваясь про себя. Елена показалась ему изумительной. Впрочем, так было почти всегда за исключением их ссор и моментов, когда он не знал, чего ждать от её приглушённого и одновременно строптивого характера. Почему-то ни одна женщина, с которой он проводил время, не могла зажечь в нём это чувство преклонения, обожания и глубочайшей нежности, граничащей с покровительственным желанием оберегать. Потому ли, что она была олицетворением всего лучшего в мире, от которого он старательно прятался, который обжигал его, но уязвимо манил снова и снова? Ведь он скучал по роскоши и красоте, хоть и не любил признавать этого. Потому ли, что она чем-то напоминала ему мать?

Елена после долгих месяцев заточения в поместье не могла привыкнуть к шумной деятельности станции, её запахам и возне. Новы были эти размалёванные сажей и маслом лица, смело, но играючи ругающиеся и неодобрительно глядящие на стройность особняков с их раздражающим пафосом и пренебрежительной настороженностью к тем, кто не входит в привилегированный круг властелинов жизни. За редким исключением дельцов с огромным сердцем дворяне пытались замаскировать в снисхождении и жалости к низам безразличие и недоумение. Стало модой разглагольствовать о народе и делать вид, что любишь его, имея в душе пустоту. Но поголовно все кричали: «Русский дух!» и оскорблялись, стоило кому-нибудь указать на огрехи в стране.

Чувствуя чуть ли не в первый раз пульс рабочей России, Елена прислушивалась к нарастающим в груди позывам то ли убежать, то ли нервно рассмеяться, а может, подойти к Алексею и развязно показаться его собратьям. Она часто грезила о том, что начнёт держаться смело и вызывающе. Алексей, краем глаза следя за ней, был развеселён её стушёванным видом и нерешительностью. Елене не слишком хотелось выносить шуточки и двусмысленные комментарии, поэтому она оставалась на месте, делая вид, что занята рассматриванием пейзажа. Вокруг станции пышно и лениво раскинулись леса.

«Издевайся надо мной сколько хочешь, но я не отпущу тебя снова, друг мой», – подумала она, а вслух осветилась многозначительной улыбкой, за что понравилась себе.

После случая на реке они не виделись. Теперь всё стало слишком слоёно, ей мерещилось, что их судьбы оказались спаянными, но рок преследовал их и мешал соединиться.

Из-за своей застенчивости и сдержанности, от которых хотела, да не могла избавиться, вытравить из себя брезгливую дворянскую сущность, Елена не могла сломить надуманную, но осязаемую грань между собой и этими полуобразованными людьми, на которых додерживалось величие Российской Империи. Алексей же чувствовал себя прекрасно, она знала это, и окунулся в мир, который звал его столько лет. Это была его свобода. Он улыбался совсем не гадко – отстранённо, чтобы его метафоры не понял кто-то нежелательный, шутил. Это была его стихия, его мир. Её это лишь настораживало.

Но она решила уже идти на компромиссы, поняла, насколько мудро поступают женщины, не отдавая всю себя, но уступая. Правда, и он по её разумению должен пойти на них, иначе одностороннее соглашение быстро изотрётся и оставит двух людей опустошёнными.

Он ждал и рад был её появлению. Постоянно, когда они пытались разыграть между собой романтику, он не мог отказать себе в удовольствии немного подразнить её. Алексею отрадно было видеть, как грациозно Елена раздражается, обижается и пытается казаться бесстрастной. Он будто и дразнил её своим кругом, и стеснялся, что она видит его таким, и боялся, что рабочие начнут шутить о них, и даже досадовал, что она обнаружила их причастность друг к другу. А больше всего он злился на самого себя, что чувствует всё это. Ему казалось, что все видят его беспомощность перед женщиной и смеются за спиной, хотя его собеседники не подали к этому ни малейшего повода. Даже за внешней непринуждённостью он ругал себя и Елену заодно. Зачем она пришла, зачем полюбила его, зачем вовсе родилась? Перед дворянами он мог вытворять всё, что угодно, не цепляясь душой за их мнение. Этих людей он уважал, поэтому дорожил их мыслями.

Её запах всё ещё чудился ему на собственной коже. То, что произошло, казалось теперь ещё прекраснее, и Алексей охотно, с каким – то новым ощущением бьющего изнутри света балагурил с рабочими мальчишками. Он понимал, что она ждёт с трогательной детской застенчивостью, но не мог почему-то отойти к ней, боясь, может быть, разрушить хрустальную тайну, воцарившуюся сегодня между ними.