Алая нефть

Река не станет пред устьем,
не затихнут буйные вьюги,
коль Красного Петуха пустим
на Востоке, Западе, Юге.

Сделаем глухие тропы
широкой вселенской дорогой;
бросим старуху – Европу
в Днепровские пороги;

северным сияньем нашим
растопим льдины норда;
красным флагом замашем
на самом далеком фиорде.

В студеные избы гренландцев
проведем аппараты Юза
Обнимет индус британца,
немец простит француза.

Впалым взглядом глотая
солнце в багряном восходе,
в далекой фанзе Китая
улыбнется впервые ходя.

Сбросим оковы с негра.
Взбуравим пески Сахары.
В странах вечного снега
нетленные разведем пожары.

Могучим вселенским циклоном
бушует наше восстанье.
Это нам, это нам, непреклонным,
земля – матерью станет.

Баку.

Сентябрь 1920.

С балкона

(эскиз)

Высокие серые кубы
обросли квадратное поле;
в середине – круглые срубы,
точно в храме – престолы.

Дремлют тяжелые ветки
случайной хилой березы.
И в этой каменной клетке
скучилось три обоза.

Отпрягли лошадей сердито,
все – точно обижены;
ткнули их морды в корыта,
наполненные грязной жижей;

потом на вшивых шинелях
обнялись с ласковой дремой
и, мечтая о теплых постелях,
заснули, точно – дома…

Всю ночь громыхали грузы,
двигались ряды солдат.
Москва получила на Юзе:
«Город (имя рек) взят!..»

Баку.

Сентябрь 1920.

Ночные узоры

Низкие облака, разрываясь на мохнатые клочья,
стаями птиц несутся в заезженный путь;
быстрый туман шустрым разухабистым кочи
в западне переулков нижет разбойную жуть.

Парапет моргает на арку работы Кавроста,
не в силах скрыть непростительный свой конфуз;
одинокий Маркс, дрожа от порывов норд оста,
в беспокойном сне мечтает о Коммуне Блуз.

Державный Каспий воет звериным криком,
точно древний Ксеркс отхлестал его бичем;
электрический шар пронырливым тифлисским шпиком
щупает даль холодным скользким лучом.

Вьюжный ветер резвится в замученном сквере,
словно эта ночь для него привычный шарж.
По безлюдным улицам идут на вокзал аскеры,
бросая в осень знойный восточный марш.

Баку.

Сентябрь 1920.

Небесный всполох