Алая нефть

Черную кровь погнали в депо профсожи,
и один за другим пошли паровозы в ход,
наполняя пакгаузы ячменем, овсом и рожью,
улыбаясь предкомам неслыханной графой: «на приход».

Стальные ленты покрылись быстрыми змеями
убегавших на Север по литере А поездов,
и узнали все, что дальше, – дальше сумеем мы
скалой на посту продержаться до вселенских костров.

Узловые станции не справлялись за день с дубликатами,
испещренными черным: Бензин, Мазут, Керосин,
в бескровных центрах щеголяли витрины плакатами,
кричавшими всем про праздник на Красной Руси;

широкая Волга зачернела грузными баржами,
пробивавшими путь на Царицын, Нижний, Казань;
везде, везде авто расставались с гаражами,
зажигая вновь электрические свои глаза;

маршрутный поезд привычным стал явлением
даже в тех уголках, где давно не козырял семафор;
не слышно стало на улицах Питера тления,
а в Москве воздух очистился от тифозных камфор.

Волшебная нефть напоила жизнью буйною
аорты и вены обескровленной голодной страны,
и снова стала Мужицкая Русь трибуною,
с которой голытьба скликает на кичку сарынь…

Петровск-Баку.

Сентябрь 1920,

Амбал

Одежда – из мешечной рогожи,
на спине – седло цветное:
по всей зачерневшей коже
разбросаны пятна гною.

Поезда далеко от вокзала
встречает криком, свистом:
– «Эй, кому нужно амбала!
Дешево! Четыреста! Триста!..»

Склонит привычную спину
и, затянув веревку потуже,
этакую тащит махину, –
впору силе – верблюжьей…

Тащит верстою долгой,
укатанной свинцовой пылью, –
– бурлак с нерусской Волги,
но – с русской бурлацкой былью…

Баку.

Сентябрь 1920 г.

Подавленное восстание

Сброшены под откос столбы.
Усеяны телами версты.
Сегодня – ничьи мольбы
не смягчат неслыханно черствых.

Тяжелый трупный смрад.
Небо в рдяном оттенке.
Сегодня – в каждом Марат,
и приказ один: – «К стенке!»

Брызнул взорванный гнев
тюльпанно алеющим горнем:
горячая красная нефть
сегодня – нужнее черной…

Васильков.

Июнь 1919.

Пепельный рассвет

Ленивое солнце краем раскрашенной рожи
тихо взглянуло на высокий бурьянный камыш:
сразу раскисли взбитые ночью дрожжи, –
утром туман боязлив, как летучая мышь.

Режется четким квадратом янтарное просо
в контур бугров, окаймивших Юг и Восток;
сталью мечей задрожали зеленые росы,
Днепр переливчатый взыбил зеркальный каток.

Жизнью не дышат до тла сожженные хаты;
руины печей закоптились в пожарном дыму
и даже на солнце смотрят в черном закате,
надолго познав неверящею Фому;

вернулся б Христос. – не узнают Его улыбку,
дымные пальцы вложат в запеки ран
и тихо оплачут сказку про Золотую Рыбку,
затаив безверье в маске свинцовых румян.

Триполье.

Июль 1919.

Credo