Мария плакала, её охватила вторая волна истерики, которую сдерживала лишь подсознательная надежда на лучшее и отсутствие веры в происходящее. Она упала на колени и взрыдала. К ней подбежал Алиев, попытался унять, утешить, поднять, поддержать: сделать всё, что угодно, лишь бы она не…
Безутешная женщина привлекла внимание. Послышался выстрел. Второй. На землю упало тело. Ещё более громкий вой. Алиев держал Мари, руки его были в крови теперь не только в переносном смысле, но и в прямом. Женщина кашляла кровью, но ещё была в сознании. Её глаза закатывались, однако она боролась. Борис закричал, что есть мочи, он упал, но его подняли. Два патрулирующих лица держали его, каждый со своей стороны. Серия. Мужчина расстрелян. К тому моменту звуки выстрелов заглушали слившиеся воедино крики людей. Кто-то скандировал «УРА-А-А!» (страшные люди), а кто-то панически орал от увиденного. Различить эти два крика было практически невозможно.
Но было кое-что, что услышать мог только Алиев, который всё ещё сидел, склонив голову над лежащей Мари. Он держал её тело, дрожа, не чувствуя себя. Послышалась та самая серия, предназначенная Борису. Жалобный стон – крик боли, испущенный из последних сил. И слеза ползла вниз по щеке, закатившись по траектории в ухо. Мари потеряла последнее, что у неё было – надежду. Пули, вошедшие в тело Бориса, словно вошли и в тело Мари. Они были одним целым. И эта боль, дополнив сердечные страдания, отобрала последние жизненные силы женщины. Алиев опустил ей веки.
Глава 7.
Яркий свет. Морг. Алиев представился родственником погибшей. Больничный запах кружил ему голову (или это были муки совести?). Патологоанатом зашёл в комнату с папкой документов – это были результаты вскрытия. Алиев поднял глаза на врача, и тот заговорил:
– Родственник?
– Он самый.
Проверка родственных связей была невозможно в связи с исчезнувшими во время массовых расстрелов людей. Поэтому семейная неразбериха в таких моментах могла быть подтверждена лишь словесно. Но все были мертвы, поэтому Алиева без лишних вопросов приняли за истинного родственника.
– В целом, причина смерти вам известна, как я понимаю. Пулевое ранение, потеря крови. Но есть один нюанс, – врач сделал озадаченное лицо и провёл резиновой перчаткой по жёсткой щетине на подбородке. – Вы знали, что она ждала ребёнка?
Алиев встал со стула, на котором ожидал прихода врача, и загрёб одну руку в волосы, а другую уткнул в свой бок, и начал с напуганным и шокированным видом ходить по комнате, наматывая круги, глубоко и часто дыша. Он никак не ожидал, что посодействовал смерти не двух, а почти трёх людей, или двух с половиной, как угодно. Проводив Мари, понимая свою вину во всей этой трагедии, он не мог простить себе этого, и хотел всячески искупить вину, как минимум организовать достойные похороны.
– Какой срок? – Алиев посмотрел на врача с испугом и сильно озадаченным лицом, на котором виднелись красные от бессонной ночи и яркого света глаза, которые вот-вот и наполнятся слезами.
– Три месяца.
Три месяца. Целых три. Алиев шёл домой, крутя эту фразу, а потом переключаясь на «беременна», и снова «три, три месяца!». Он не мог простить этого себе, и то, что им двигало – нежелание нарушить закон. Он виноват? Прав? Поступил ли он правильно? Является ли в действительности единственной правдой закон? Всякий ли закон? В его голове крутилась мысль о ребёнке. Мальчик это бы был или девочка? Как бы его звали? Как он мог допустить смерти Мари, ведь он был способен унять её прежде, чем случилось то, страшное…выстрел… Он шёл, не обращая внимания на дорогу.
Чудом не сбитый, он всё же дошёл до дома. Там мужчина выпил несколько таблеток мощного успокоительного и начал думать над похоронами. Но дума была не долгой, поскольку очевидно, что близких людей у пары не было. Алиев пришёл к решению организовать погребение и только.