Алая Вуаль (ЛП)

Полностью потеряв голову, я прыгаю на нее, решив как-то помочь, но с пронзительным криком паники она меняет направление и вместо этого врезается прямо в голени Рида. Я замираю на долю секунды, прежде чем последовать ее примеру. С опаской он наклоняется, чтобы поднять ее, и тихо говорит:

— Привет, Селия.

— Рид! Как дела? — Я сразу же выпрямляюсь, все еще дрожа как лист, и заставляю себя трепетно улыбнуться. Прежде чем он успевает ответить, я поспешно добавляю: — Может, нам проверить ее крыло? Ее перья выглядят немного взъерошенными, как будто она могла… могла сломать его или…

Но Рид качает головой с болезненной улыбкой.

— Думаю, с курицей все в порядке.

— Ты уверена? — Мой голос неуклонно повышается. — Потому что…

Но в этот момент Жан-Люк хватает меня за запястье — прямо над укусом Михаля — и разворачивает лицом к себе, его лицо пылает тысячей невысказанных вопросов. Я стараюсь не вздрагивать от боли, но ничего не могу с собой поделать. Мне больно. При моем резком вдохе Михаль, Одесса и Дмитрий мгновенно материализуются рядом со мной, а взгляд Жан-Люка переходит с их потусторонних лиц на мое запястье и явные следы зубов на нем. На кровь, которая теперь нежно сочится между его пальцами. Его глаза расширяются, и, почти инстинктивно, он срывает плащ с моего горла, чтобы открыть более глубокие, темные раны. Сжав челюсти, он сдергивает с пояса Балисарду.

— Жан… — быстро начинаю я.

— Встань позади меня. — Он пытается оттащить меня от Михаля и остальных, но я упираюсь и качаю головой, а горло сжимается до боли. Он смотрит на меня с недоверием. — Сейчас, Селия.

— Н-нет.

Когда я поворачиваюсь, чтобы ослабить его хватку и отступить к Михалю — когда Михаль обхватывает меня за талию защитной рукой, — осознание врезается в Жан-Люка с силой падающей гильотины. Я вижу, как в ту же секунду он моргает, и выражение его лица резко становится пустым. Затем оно искажается, превращаясь во что-то незнакомое, что-то уродливое, когда он отпускает мое запястье.

— Ты позволила ему… Он укусил тебя.

Я прижимаю запястье к груди.

— Это не означает то, что ты думаешь.

— Нет? — Хотя он старается скрыть свое подозрение, в его голос все равно прокрадывается нотка трепета. — Тогда что же это значит? Он… он заставил…?

— Он ни к чему меня не принуждал, — быстро говорю я. — Он был… Жан, он был ранен, и ему нужна была моя кровь, чтобы исцелить его. Без нее он бы умер. Обмен кровью с вампирами не всегда… Это не обязательно должно быть…

— Не обязательно что? — Глаза Жан-Люка устремлены на мое лицо, и, проклиная собственную глупость, я беспомощно смотрю на него в ответ. Я не могу произнести это слово. Не могу. Все еще сжимая запястье, я молюсь сильнее, чем когда-либо прежде, — кому или чему, я не знаю, поскольку очевидно, что Бог оставил меня. — Селия, — предупреждает он, когда молчание становится слишком долгим.

— Это не обязательно должно быть… сексуальным, — заканчиваю я тоненьким голоском.

Он отшатывается, словно я дала ему пощечину. Когда по толпе проносятся шепотки, его челюсть сжимается, и я напрягаюсь, ожидая худшего.

— Значит, это правда, — холодно говорит он. — Ты действительно шлюха.

Низкий, угрожающий звук раздается из груди Михаля. Я чувствую его по всему позвоночнику, прижимаясь к нему, и снова качаю головой. На этот раз в знак предупреждения. Я не могу позволить Михалю напасть на Жан-Люка, а я не могу позволить Жан-Люку напасть на Михаля. Потому что если кто-то из них причинит боль другому, я не знаю, что буду делать, и потому что… потому что я заслужила этот гнев Жан-Люка. Заслуживаю. Я заслужила его боль. И потому что, как однажды сказали мне Лу и Коко, шлюха — это не самое худшее, чем может быть женщина. И все же…

— Ты не это имеешь в виду, — тихо говорю я ему.

Он насмехается и с горечью показывает на алое платье под плащом Михаля.

— А как еще это можно назвать? Две недели все королевство искало тебя, опасаясь самого худшего, страшась того, что мы можем найти, и где ты была? — Он крепко сжимает костяшки пальцев на своей Балисарде. — Развлекала местных жителей.

При этих словах его глаза переходят на Михаля, которая мрачно усмехается.

— Я не местный, Капитан, и это к вашему счастью.

Одесса резко пихает его локтем в бок.

Жан-Люк несколько секунд смотрит между ними — отвращение и тревога на его лице — прежде чем повернуться ко мне и прорычать:

— Кто он?

Мой рот открывается, чтобы ответить, но тут же закрывается. Как, черт возьми, я могу объяснить, кто такой Михаль, не раскрыв его секрет не только сотням зевак, но и целому отряду Шассеров, которые, что самое неудобное, носят серебряные мечи?

Почувствовав мою нерешительность, Михаль плавно делает шаг вперед.