Алая Завеса. Первый лик смерти

Внутри Юлиана разразился столь великий гнев, что обладай он какой-либо великой силой, всё вокруг начало бы рушиться. Люди и вервольфы начали бы плавиться на глазах, стены обращаться в пыль, а всё оставшееся – гореть.

Но всё это происходило только в мыслях Юлиана. В действительности же он не мог даже уберечь Пенелопу. И, к великому горю, всё это отлично понимал.

– Вскоре ты поймёшь, что это того стоит, Юлиан Андерс Мерлин, – грозно проговорил Молтембер.

Юлиан молчал. Спорить с фанатиком не было никакого смысла, особенно тогда, когда он уже давно сделал свой выбор.

Не найдя в себе желания дальше что-то доказывать Юлиану, Молтембер переключил взгляд своих жёлтых глаз на Ривальду.

– Нравится моё обличие? – спросил Молтембер у бывшей возлюбленной, лицо которой буквально скосилось от комбинации жалости и ненависти.

– Это был твой выбор, – сухо произнесла она.

– Мой ли? – воскликнул Молтембер. – Это ты сделала меня таким! Ты обратила меня в почти бестелесный дух! Без какого-либо подобия физической или магической силы! Я не могу ничего! Абсолютно ничего! Только летать, смотреть и наблюдать за тем, как всё, во имя чего я сражался, разрушается. Погибает всё, что я когда-либо любил. Не правда ли, лучше я выглядел в обличии Яна Поборски! Но ты и его отняла у меня!

Гримаса Ривальды уже через несколько секунд сменилась на полное равнодушие. Она смотрела своими полузакрытыми глазами в ужасные глаза Молтембера, но не отводила взгляда ни на секунду. Она не боялась. Она перестала бояться чего-либо.

– Однако твоё существование позволило и мне продолжить своё, – продолжил свой монолог Молтембер, так и не отводя своих ужасных глаз от застывшего лица Ривальды. – Одно только удручало. Я был привязан к тебе. Я черпал силы из тебя. Я не мог находиться далеко от тебя. Якоб был чем-то вроде связующего звена между мной и тобой. Он часто находился возле меня, часто находился возле тебя. Это позволяло поддерживать связь между нами. Но знаешь, как сильно это удручает? Ведь моя свобода полностью ограничена! Я не могу делать всего того, что хочу. Не могу бывать там, где я хочу. Когда я терял связь с тобой, меня снова откидывало в Эрхару. И Якобу приходилось проводить изнурительные обряды возвращения меня обратно. Всякий раз он терял часть своих сил, и всякий раз всё меньшая часть моей души возвращалась обратно. Я уже начинал бояться, что следующий раз может стать последним. Но последний раз не наступил.

– Он наступит, – наконец проявила голос Ривальда. – Не сегодня, так когда-то.

Молтембер на какое-то время отвёл взгляд от Ривальды, посмотрев зачем-то на Юлиана и Пенелопу.

– Я однажды умер, – сказал он. – Один. Без тебя. Теперь твоя очередь.

– Если ты считаешь, что поступаешь правильно, то делай со мной всё, что заблагорассудится.

После этих слов Ривальда закрыла глаза и чуть приподняла подбородок вверх, словно оголяя свою шею под укус вампира.

Молтембер, казалось бы, замялся, потому что с половину минуты думал, что сказать. После чего он наконец сформулировал:

– Я вырву твоё холодное сердце из твоей груди своими горячими руками и съем его! Только после этого ты поймёшь, что ощущал я! Ведь именно это ты сделала со мной пятнадцать лет назад!

– Помяни моё слово, Акрур, – сказала Ривальда, не открыв глаз. – Ты борешься только за себя, а я за весь город. Именно поэтому я всегда буду на шаг впереди тебя. Я не побоюсь пожертвовать собой для того, чтобы победить. А для тебя пожертвовать собой – значит проиграть! – выпалила на прощание миссис Скуэйн и приготовилась к неизбежному.

Казалось, Молтембер медлил с задуманным. Казалось, ему и самому было страшно сделать этот шаг. Будто он надеялся на то, что случится что-то, что позволит ему это не делать.

Как же наивно было полагать, что у этого полуистлевшего призрака ещё остались какие-то эмоции.

– Я любил тебя, – сказал Молтембер. – И мне жаль это делать. Но ты сделала свой выбор. Пришла пора платить.

Он развернулся и поплыл куда-то. Ривальда стояла в недоумении. Сейчас что-то случится или всё уже в прошлом?

– Якоб, исполняй свой долг, – сказал Молтембер Сорвенгеру, когда отдалился уже достаточно.

Сорвенгер неторопливо моргнул и сделал шаг в сторону Ривальды. Приблизившись к ней, он остановился, словно ожидая какой-то исповеди.

– Ты была самой великой, но умирают и самые лучшие, – сказал он ей.

– И такие, как ты, – ответила она ему.

Похоже, что это немало смутило Сорвенгера, потому что после этих слов его рука со скоростью света вонзилась в грудь Ривальды, буквально проделав в ней огромную кровавую дырку. Она даже не успела закричать. Всё, что смогла сделать несчастная миссис Скуэйн – это изобразить удивлённую гримасу, в особенности в области глаз.

А Сорвенгер сжимал в своей руке большое, кровавое и всё ещё бьющееся сердце.

Раздался отчаянный крик Пенелопы, который привёл в ужас и Юлиана.

Тело Ривальды с грохотом упало на каменный пол. Это определённо был конец. Последняя надежда Юлиана и Пенелопы только что замертво рухнула, лишившись сердца.