Алая Завеса. Первый лик смерти

Хочу, чтобы ты сказала мне, что это так. Возможно, тогда я быстро прощу тебя. Расскажи, каким был он. Любил ли тебя, любил ли меня. В каких отношениях был с дедом. Кем были его родители. Я очень хочу увидеть бабушку и своего другого дедушку.

Я постараюсь скорее вернуться домой и услышать всё от тебя сам. Но, возможно, у меня не получится. Поэтому очень жду ответного письма. Не скрывай от меня ничего. Пожалуйста.

Любящий сын,

Юлиан Андрес Мерлин"

Но душа успокоиться всё равно не могла. Завтра он найдёт способ отправить это письмо в Грунндебайтен с голубиной почтой. Но это только завтра, а этой ночью у него едва ли получится сомкнуть глаза.

Возможно, всё это окажется всего лишь сном. Да и Юлиан будет этому только рад. К такой информации он не был готов. Он привык к тому мировоззрению, которое создал для себя сам. Юлиан сомневался, что когда-то примет новую реальность. Поэтому смирился бы с возвращением старой.

Так будет проще. Ибо на сына героя Юлиан не тянул и близко.

9. Вервольф

"Любопытство часто граничит со смелостью. А смелость, в свою очередь, очень близка с безумием. В один момент к такому безумию очень близко оказался и я. Впрочем, вряд ли я когда-то об этом пожалею."

Юлиан Мерлин, октябрь 2010

Прошла неделя с момента похорон миссис Спаркс. Всё это время Юлиан находился в гордом одиночестве, переваривая те новые факты, которые свалились на него.

Но однажды внутренний глас его рассудка тихо пробормотал "Так больше продолжаться не может. Переступи через свою гордость, иначе будет хуже".

И он нашёл в себе силы переступить. Одним утром Юлиан проснулся и мысленно пообещал себе, что этот день будет отличаться от предыдущих.

Словно подыгрывая ему, выглянуло октябрьское солнце, невольно повышающее настроение и побуждающее начать делать что-то новое.

В два часа дня Юлиан, переполненный мандражом и надеждой, стоял возле цветочного магазина "Прелесть Анны". В каждом прошедшем он угадывал Пенелопу, но она появилась ещё не скоро.

А когда Юлиан наконец-то заметил её, то с тоской пронаблюдал за тем, как она демонстративно даже не смотрела в его сторону.

– Пенелопа! – пришлось окликнуть её.

– Надо же, – равнодушно произнесла она. – Я уже думала, что ты больше никогда здесь не появишься.

– Можно я провожу тебя?

– Так сразу? – Пенелопа изобразила искреннее недоумение. – Ты даже не поинтересовался, а хочу ли я вообще разговаривать с тобой?

– Пенелопа, прости. Я постараюсь всё объяснить.

Юлиан ощущал себя мальчишкой, оправдывающимся после родительского собрания.

– Не надо мне ничего объяснять. Ровно неделю пропадал где-то, а теперь как ни в чём не бывало вдруг объявился. Со мной так нельзя. Понимаешь, нельзя?

– Смерть Ровены Спаркс ударила не только по тебе. Я тоже очень переживал. Мне стыдно, что пришлось тем самым обидеть тебя, но…

– Больше нечего сказать? Ты вообще был знаком с миссис Спаркс?

– Был. Прозвучит глупо, но мы вместе с ней входили в состав совета присяжных.

– Чего? Знаешь ли, шутки были уместны, когда ты мне казался нормальным. Теперь не до этого. Можешь идти шутить в мир своих фантазий. С тобой я говорить не хочу.

Она демонстративно отвернулась, и собиралась уже было идти, но Юлиан не хотел её отпускать:

– Пенелопа! Не убегай от меня. Я не хочу орать на всю улицу, чтобы каждый здесь слышал обо мне. Но я правда как бы работаю на Департамент.

– И к чему всё это? Как это касается твоего исчезновения? Твоего поведения на похоронах миссис Спаркс?

Справедливости ради, на похоронах Пенелопа вела себя ничем не лучше. Но с девушкой порой лучше согласиться даже тогда, когда она не совсем права. Особенно в таких случаях, когда Юлиан пытается извиниться.

– Не касается, – пробормотал он. – Я просто прошу прощения. И мне нужна твоя помощь.

– Какая ещё помощь?

– В этом городе неспокойно. Меня преследует чувство, что меня все обманывают здесь. И доверяю я только тебе. И не хочу лишаться последнего человека, которому доверяю в этом месте.

– А ты был к этому близок.

– Прости за это.

– Не хочу.

– Можешь не прощать сейчас. Я просто хочу, чтобы ты меня выслушала. Простить можешь потом.

– Значит, прощение тебе уже не принципиально важно?

– Да очень важно. Просто есть и другие важные вещи, которые я упустить не могу. Поговоришь со мной?

– А ты упрямый, Юлиан Раньери, – сквозь зубы процедила Пенелопа. – Хорошо. Только если угостишь кофе вон в том кафе.