Вот и лагерь. Но великие духи!? Что здесь было! На пути всадников, раскинув руки, лежал мертвый Инын со стрелою в горле. Несколько в стороне ничком уткнулся в траву Таньшихай с раздробленным черепом. В центре стана лежала опрокинутая повозка. Куски деревянного каркаса и клочья войлока от разломанной и изорванной палатки тлели на углях разбросанного костра. Рядом послышался стон. Соскочив с коня, Алакет увидел в траве Бандыра, скрученного по рукам и ногам ременным арканом и покрытого кровью с головы до пят. Мутный взгляд его устремлен в небо. Рядом яростно пытались освободиться от пут Ильзас и старый Пантык. Выхватив кинжалы, Учжелэй и Алакет принялись разрезать ремни. Освободившись, Пантык и Ильзас вскочили на ноги, но Бандыр не смог даже пошевелиться. Он был весь изранен. Ловкими движениями Учжелэй извлек из плеча и бока Бандыра обломки двух стрел и, разорвав на себе шерстяной халат, принялся перевязывать раны.
Тем временем старый Пантык с лицом, искаженным яростью и горем, задыхаясь, говорил Алакету:
— Их было много… Они навалились внезапно… Но мы сражались! И женщины тоже! Они увезли с собой не меньше десятка убитых, а многих мы ранили, Мингюль сражалась, пока не получила две раны. Тогда ее захлестнули арканом и сорвали с седла… Адах тоже. Мой сын и Таньшихай пали в самом начале боя. А Бандыра свалили последним. Меня и Ильзаса тоже ранили, а потом арканами стащили с седел…
Алакет, объятый горем и ужасом, опустился на землю.
— Но каким чудом вы остались в живых? — допытывался Учжелэй, перевязывая Бандыра.
— Да, только чудом! — ответил старик. — Лучше бы это чудо погубило меня и спасло моего Инына! Во главе врагов стоял Кенгир-Корсак. Когда нас связали, он сказал: «Не троньте их! Убить брата Алакета и оставить в живых его самого, все равно, что ударить себя по шее мечом. Духи земли Динлин служат Алакету. Подумайте, как бы иначе он в двадцать лет мог совершить подвиги, равные тем, что славный Алт-бег совершал в сорок? Пока хоть один динлин находится на нашей земле, их духи присутствуют среди нас и могут нам вредить». А потом они взяли Мингюль, Адах и детей…
Алакет медленно встал. Глубокие складки залегли на лбу и в углах губ молодого полководца. Но вместо безысходного отчаяния на лице появилась отчаянная решимость.
— Братья, два коня у вас есть! — Он указал на буланого, на котором прискакал маленький Тубар, и коня Учжелэя. — Кроме того, вы можете изловить наших скакунов, которые разбежались по степи после битвы. Я вижу, что враги торопились и не успели их угнать.
Пантык кивнул.
— Так и сделайте, — продолжал Алакет. — Братья, похороните с честью павших! Почините повозку, положите в нее Бандыра и ступайте на родину. Будьте всегда едины и отомстите врагам за все…
Он снял бронзовый перстень и надел на палец Пантыка.
— А мой путь лежит теперь на юг в логово врагов. Не знаю, вернусь ли…
— Алакет, куда ты! — бросился к нему Пантык. — Не поступай безрассудно, сын мой!
Но Алакет вспрыгнул в седло. Конь, направляемый твердой рукой, встал на дыбы и, повернувшись, понесся в степь.
Тяжело вздохнув, Учжелэй пристально посмотрел в глаза Пантыка:
— Прости, отец. Не хотел я покидать тебя, но почтенный Гюйлухой приказал мне всюду следовать за Алакетом и оберегать его. Оставайся с миром!
Вздохнув, Пантык покачал головой, потом обернулся к Ильзасу:
— Возьми-ка у Тубара скакуна и отправляйся в степь ловить коней!
А тем временем Алакет мчался на юг. Стройный степной скакун то свивал крепкие ноги в кольцо, то вытягивался в воздухе подобно летящей стреле. Горячий воздух бил в лицо Алакета. Вдруг динлину послышался за спиной приближающийся топот. Он оглянулся на скаку и увидел догоняющего его Учжелэя.
— Зачем ты здесь? — бросил сквозь зубы Алакет. — Почему ты не с нашими?
— Почтенный Гюйлухой, — ответил, задыхаясь, ухуанец, — строго приказал мне и моему погибшему другу не покидать тебя. И я теперь держу ответ не только перед начальником, но и перед духом славного Таньшихая!
Алакет ничего больше не сказал, и оба всадника продолжали путь рядом. И вот вдали перед ними замаячили копья отряда кыргызов. На первый взгляд их было около тридцати. Между стройными всадниками на коренастых степных конях покачивались горбы трех верблюдов из каравана динлинов.
У Алакета перехватило дыхание: ведь где-то там, между этими свирепыми стражами, едут привязанные к седлам Мингюль, Адах, дети…
А в отряде заметили погоню. От массы воинов отделились трое всадников и поскакали навстречу Алакету и Учжелэю. Когда между обеими группами осталось не более сорока шагов, вперед выехал молодой черноусый кыргыз и, подняв руку, закричал:
— Эй, Алакет! Почтенный Кенгир-бег велел сказать тебе, что если ты силой или хитростью попытаешься освободить пленных, они будут перебиты в тот же миг! Отдай нам оружие и поезжай с нами в ставку на суд Алт-бега.
— Хорошо! — ответил Алакет. — Я еду в ставку. Но я буду там раньше вас. И оружия вам не отдам. А вы помните, что если в пути хоть волос упадет с головы ваших пленников, волки растащат кости виновных по степи!