Алан. Скажи, что ты моя 2

– Спасибо, всё хорошо… По крайней мере, надеюсь на то, что будет хорошо. Барин, ты прости, мне сейчас не до расшаркиваний и милых бесед. Я тебя сейчас по факту кое-что спрошу, а ты постарайся припомнить. Это важно…

– Чем смогу, помогу. Валяй свои вопросы.

– Помнишь моего менеджера Давида? Ну, тогда, когда я в Москву перебрался, со мной парнишка был. Помню, когда мы в Чехии на бое встретились в первый раз с тобой, ты его знал… Я тогда не обратил внимание на тот факт, что мы с тобой не знакомы, зато с ним вы знакомы… Это как произошло?

– А что там вспоминать? Твой Давид прибегал ко мне, в команду просился… До того, как к тебе подался работать. Кстати, он и на бой меня тогда твой пригласил посмотреть. Я ж в судействе тяжеловесов был. Тебя пришел оценить по его рекомендации.

Мое сердце замирает, пропуская несколько ударов.

– А как давно он к тебе до этого просился?

– Ну, приблизительно за полгода… Где-то так… А что?

– Да так, ничего особенного… Слушай, а что ты про него вообще знаешь? Откуда он взялся?

– Да что мне там знать. Он же из ваших… Ничего толком не знаю. Правда, ребята мои на него косились. Говорили, немного странноватый, замкнутый, закрытый. Мне тогда мои и сказали, что мутный. Одним говорил, что только из республики приехал – Москву покорять. Другим, что его с республикой ничего не связывает и он сирота… Короче, не знаю, странный он был. Я, честно говоря, удивился, что ты его пригреб. Ну да вам там было виднее, среди своих…

– Спасибо… – сухо отвечаю я, чувствуя, как работают мои серые клеточки. Через пять минут чертыхаюсь, потому что понимаю, что ничего не понимаю… Ни черта в этом во всем непонятно…

В Москву мне удается вернуться только через четыре часа. Когда я несусь по пробочному заснеженному городу в сторону Сити по выделенной полосе, собирая все камеры и проклятия вслед, ярость и паника уже граничат с помешательством. Я врываюсь в их корпус настоящим монстром, готовым крушить на своем пути всё и вся… И буду крушить, если понадобится, ради нее.

Поднимаюсь на нужный этаж и звоню в дверь до тех пор, пока ее не открывают.

На пороге Роберт. В деловом костюме. Спокойный. Такой, что с порога хочется дать ему кулаком в глотку.

– Где она?! – хватаю его за лацканы пиджака.

– Успокойся, Алан, – звучит трезво и холодно его голос. Надо отдать должное мужику, он не боится. Смотрит открыто и даже почему-то невраждебно, сочувственно. Как врач на психически больного в период обострения. – Ее здесь нет. Но она в безопасности…

– В безопасности?! – взрываюсь я снова, накидываясь на него и все-таки втаскивая ему по скуле. – Это ты, что ли, ее гребанный безопасник, да?! Я всё знаю, Роберт! Я знаю, кто ты!

– И кто же я? – спрашивает он, трогая сразу вспухшую скулу. – Поведай мне, Алан, а то я сам до сих пор так и не понял, кто же я…

Я пытаюсь выдохнуть. Хотя бы немного успокоиться. Открываю свой телефон и молча протягиваю ему. Там фотографии. Их три или четыре. Для меня они – шок. Для него – память. На фотографиях Роберт на фоне красивой природы. С девушкой. Они позируют и улыбаются. Обстановка непринужденная. Это, должно быть, майевка, пикник какой-то, потому что оба в спортивных костюмах. Качество фото не очень, понятное дело, сколько лет прошло, но и оно позволяет без труда рассмотреть девушку рядом. Красивая, статная. Улыбчивая. Длинные темные волосы, светлая кожа. И глаза. Глаза Бэллы. Только это не Бэлла. Это Айза. Ее сестра.

Роберт внимательно смотрит на дисплей. Его лицо сейчас каменное. Реально, словно бы высечено из гранита. А мне опять хочется ударить его в глотку. Потому что у самого сейчас в глотке так распирает ком, что вот-вот взорвусь.

– Скажи, Роберт, ты придумал это твое «Иза», потому что оно было созвучно с «Айза»? Ты решил, что она правда сможет ее заменить? Решил украсть настоящую жизнь Бэллы, потому что не хватило сил забыть ее сестру?

Он поднимает на меня глаза и неодобрительно качает головой.

– Ты думаешь, что понял правду, Алан. Нет, парень… Правда намного сложнее и уродливее… Виски будешь? Давай выпьем.

Глава 22

Алан

Роберт сейчас выглядит сильно постаревшим. Он вообще сдал с того момента, как мы в последний раз виделись на долбанном «семейном ужине». Или мне сейчас так кажется. Но глядя на него, я сейчас вижу немолодого, уставшего от жизни мужчину с потухшими и печальными глазами. О таких можно сказать, что они не хотят бороться. Руки опустили.

Мы сидим за барной стойкой на кухне. Я нервно ерзаю по мраморной поверхности столешницы бокалом и смотрю на то, как в нем трепыхается янтарная жидкость. Сюда бы пару кусочков льда, но «хозяин дома» не предложил, да и мне, скорее, нужно залиться заветным глотком алкоголя, нежели эстетствовать.