Алан. Скажи, что ты моя 2

– Я думаю, ты сам прекрасно знаешь, что семья Бэллы была, мягко говоря, не очень благополучная. Мать-одиночка, копеечный доход. Конечно, никто и не думал заниматься их делом всерьез. Всем было гораздо легче поверить в то, что непутевая девчонка-безотцовщина по своей глупости влезла в отношения, залетела и утопилась. Дело закрыли чуть ли не сразу, как ее похоронили. А ведь когда я рылся в архивах, то нашел свидетельские показания одной из жительниц, которая видела, как Айза вечером накануне разговаривала с каким-то незнакомым, явно неместным, как сказала всезнающая старушка, парнем недалеко от входа на гидроузел. Для следаков этот факт стал очередным доказательством того, что получившая отворот-поворот девчонка побежала себя убивать, дабы избежать позора. Для меня – единственной зацепкой. На гидроузле есть камеры. В сущности, именно налаживанием их работы я, якобы, и приезжал заниматься. Я поднял записи с регистраторов. Съемку общения Айзы с парнем найти не удалось, они разговаривали в районе вне зоны наблюдения. Зато мое внимание привлекла странная машина на стоянке неподалеку, где камеры как раз были. Номера у нее были московские, а не местные. Ты ж понимаешь, в такой дыре подобный автомобиль просто так оказаться не может. Конечно, я цеплялся за фантомы. Если бы сам был в меньшем отчаянии, наверняка бы сказал, что просто трачу время, но… В тот момент я мог жить только этим расследованием. Только это отделяло меня от того, чтобы следом за Айзой прыгнуть в пропасть.

Я начал пробивать номер авто. И даже нашел владельца. Вернее, данные о нем нашел. Вот только незадача – машина пропала. Не было ее несколько месяцев нигде, не всплывала. Ни в республике, ни в Москве, ни на федеральных трассах в других субъектах. Соответственно, и парнишка этот не всплывал. Как будто испарился, без вести пропал. От отчаяния я продолжал рыть. Что еще оставалось? И я рыл. Много всего интересного тогда нашел. Ты даже не представляешь, что можно сделать через подкуп и шантаж в вашей стране, какие только скелеты ни повытаскивать из шкафов. Вот я и повытаскивал. У самого волосы на голове дыбом встали, когда пазл сложился.

К тому времени я вернулся в Москву, продолжал работать с французами, скорее так, ради прикрытия. Мои мысли и сердце были в этом деле. Я жаждал справедливости, правда, тогда уже и сам не понимал, в чем справедливость. И есть ли у этой жуткой истории единая правда. Правды единой, наверное, действительно не было. Была единая боль.

Спустя почти два года парень всплыл. В Москве. И ты, наверное, догадался, возле кого он всплыл. Этим парнем был Давид, Алан. Так я узнал о тебе. Он оказался твоим менеджером. Даже странно, что я не вышел на него раньше. Потом выяснилось, что просто ты сам тогда был в процессе переезда. С другим гражданством. Соответственно, юридическая сторона провисала. У вас же с ним сначала все держалось на добром слове, а не на законных отношениях. Никаких записей в трудовой и прочей бюрократии. Ему просто негде было всплыть по документам, чтобы засветиться.

Давид подделал свою легенду о том, что он менеджер по боям. Я тоже узнал это случайно, когда пробивал его. Не знаю, в курсе ты или нет, но он к Баринову совался за пару-тройку месяцев до тебя. Потом я понял, почему. И кровь застыла в жилах.

Я так ушел в расследование, что о сестре Айзы даже не подумал. Знаешь, для меня она была просто девочкой-родственницей моей любимой. Маленькой девочкой. Стыдно сказать, Айзе, когда мы с ней впервые… – Он закрыл лицо руками, тяжело вздохнув. – Короче, она была несовершеннолетней… Знаю, я долбанный извращенец… Я все понимал. Меньше чем через месяц ей должно было стукнуть шестнадцать. По российскому законодательству в исключительных случаях, особенно если родители «за», ее бы за меня отдали… А что ее матери быть против? Я же с серьезными намерениями. Наоборот, обуза с плеч. На Бэллу мы хотели оформить опекунство. Ну, я как муж сестры, в смысле… Короче, сложно все это было. Поэтому в Москву и поехал, советоваться с юристами. Запасаться знакомствами и нервами…