Алатырь-камень

Тем более что этот спокойный старик представлял собой явный контраст с первыми послами, горделивыми и надменными, которые даже голову держали так неестественно высоко, устремив подбородок в собеседника, что создавалось впечатление, будто они и впрямь проглотили то ли кол, то ли копье.

Да и слова они цедили чуть ли не сквозь зубы, всем своим видом выказывая презрение к собеседнику. Этот же человек говорил мягко и осторожно, улыбался, весело щуря глаза, и даже пытался шутить.

Особенно Ахситан оживился, когда после его осторожных намеков на подписание мира и установление границ, как это должно быть у добрых соседей, воевода русичей не мялся в нерешительности, не потребовал каких-то уступок, а, особо не чинясь, почти сразу дал согласие, заявив, что Дербент – хорошая граница и нарушать ее он не собирается. Во всяком случае, до тех пор, пока мир не будет нарушен шахиншахом.

Правда, заключать военный союз воевода отказался, предложив взамен, чтобы Фарибурз III послал посольство к его государю. Пускай, мол, они сами договариваются друг с дружкой.

В течение недели три десятка суровых воинов Гершаспа сбивали в кучу и выводили за пределы города людей, оставшихся в живых. В основном это были старики, женщины и дети.

Зная, что их ждет, некоторые из них бросались в ноги воеводе русичей, умоляя оставить их и уверяя, что еще могут пригодиться. Многие даже соглашались принять православие. Таких выслушивали, крестили и оставляли.

Иные же, не желая жить рядом с иноверцами, сами вызывались уйти. Пусть неволя, но у своих, правоверных.

Третьи, не надеясь на то, что им позволят остаться, ухитрялись спрятаться так, что их обнаруживали лишь спустя дни, а то и недели после того, как войско ширваншахов ушло. Не убивать же их. К тому же и работенка для этих людей нашлась. Не сказать, чтоб не пыльная, но они были довольны и этим, вырубая по указке армянских мастеров плиты из камня и надстраивая крепостные стены.

Сам Вячеслав тоже не тратил времени даром. С несколькими сотнями людей он проехался вдоль горной стены, внимательно осматривая возможные подступы с юга. Кое-где поступали просто, как в случае с Ширванским ущельем, по которому и прошли в первый раз горы Кавказа монголы, ведомые Субудаем. Все проходы были завалены камнем, а в основание рукотворных баррикад легли огромные, чтоб невозможно было сдвинуть, куски скал, которые обрушили вниз направленным взрывом.

Не зря Вячеслав чуть ли не целый месяц консультировался с Минькой и усердно запоминал формулы, по которым рассчитывалось примерное количество пороха для закладки. Ему не всегда удавалось достичь максимального эффекта, но в целом наука срабатывала.

В других местах действовали иначе. Кое-где были заложены башни, высота которых достигала тридцати метров. Ставили их таким образом, чтобы лучники, дежурившие в них, могли вести наблюдение и держать под прицелом всю округу.

Все подходы с юга были заужены таким образом, чтобы по ним мог пройти лишь один человек, который в конце пути упирался лбом в глухие гранитные плиты средневековых дотов и дзотов. Если бы враг прорвался по морю и зашел в тыл, то гарнизон спокойно мог выдержать не меньше месяца осады, разя атакующих через узкие решетчатые бойницы.

Немало новшеств было введено и на горной стене Даг-Бары. Была она порядком обветшалой, а в иных местах и вовсе нуждалась в капитальном ремонте.

– Не линия Мажино, – расстроенно присвистнул Вячеслав, впервые увидев ее вблизи, но затем пришел к выводу, что лучше ремонтировать, чем строить заново, тем более что друг Костя гарантировал ему как минимум пять лет относительного затишья, за которые вполне можно было отгрохать метрах в двадцати от нее еще одну стену, повыше.

На Русь Вячеслав вернулся уже в середине зимы, усталый, но очень довольный, и бодро отрапортовал Константину, устроившему для друга триумфальный въезд в Рязань:

– Так что, ваше величество, слово я свое сдержал. Девяносто процентов населения нашего, – подчеркнул он это слово, – Кавказа отныне добрые христиане. Остальные пока мусульмане или язычники, но это, я думаю, тоже ненадолго.

– Они приняли святое крещение добровольно? – уточнил патриарх.

– Отец Мефодий, – укоризненно протянул Вячеслав. – Ну как вы могли подумать. Людей крестили исключительно исходя из их собственных пожеланий.

– Даже из числа твоих прежних любимцев?.. – лукаво усмехнулся Константин.

Вячеслав почему-то смутился, но затем как-то по-доброму усмехнулся: