Читаем Альберт Эйнштейн. Во времени и пространстве полностью

Фашисты, конечно, не собирались ограничиваться словесными угрозами и кострами из книг. Толпа вооруженных людей ночью 20 марта 1933 года ворвалась в летний дом Эйнштейна в Капуте и объявила его конфискованным. Та же участь постигла и яхту «Морская свинка». Штурмовики СА разгромили и ограбили берлинскую квартиру ученого. Искали оружие. Но довольствоваться пришлось только двумя ржавыми тупыми кухонными ножами.

Бедная Эльза, вся в слезах, требовала от всемогущего мужа выступить с протестом, поднять мировую общественность и т. д., и т. п., и пр. Эйнштейн с улыбкой слушал причитания сварливой жены, и, как мог, утешал:

– Дорогая, там у меня оставались лишь яхта и подруги. Гитлер забрал только мою «свинку», что для последних, полагаю, явно оскорбительно…

Помолчав, добавил: «Пойми, это не наше бегство, а освобождение».

– Но, Альберт, ты же так радовался своей работе в Берлине, сам говорил, что такого количества выдающихся физиков нигде в мире больше не найти…

– Да, говорил. С чисто научной точки зрения жизнь там часто бывала приятной. Тем не менее, меня не оставляло ощущение, будто на меня что-то давит, и всегда было предчувствие, что добром все это не кончится.

27 февраля 1933 года своей сердечной подруге Маргарет Лебах он сообщил: «Из-за Гитлера я решил не ступать больше на немецкую землю… От доклада в Прусской академии я уже отказался». А вослед вчерашней гордости немецкой науки неслись торжествующие вопли оракулов из объединения «Немецкая физика»: «Релятивистский еврей, чья лоскутная математическая теория начинает мало-помалу разваливаться на куски, покинул Германию!»

В нью-йоркском консульстве Германии Эйнштейн долго наедине беседовал с высокопоставленным немецким дипломатом.

– Герр Эйнштейн, если вы не чувствуете за собой вины, с вами на родине ничего дурного не случится, – заверял германский консул. – Вас по-прежнему ждут.

Но когда официальная часть закончилась, дипломат, опустив глаза, тихо добавил:

– Теперь, когда мы можем поговорить по-человечески и я могу вам сказать, что вы поступаете именно так, как и следует поступать.

И поднес указательный палец к губам.

Потом пригласил в свои апартаменты, где жена уже накрыла столик для чаепития. Грация Шварц, обслуживая гостя мужа, обратила внимание: «Как будто что-то умерло в нем. Он сидел у нас в кресле, накручивал на палец белые пряди своих волос, говорил задумчиво о различных предметах… Не смеялся…»

При расставании консул, почти как заговорщик, вручил Эйнштейну один из последних номеров «Völkischer Beobachter»: «Дома почитаете…»

Развернув газету, Эйнштейн тут же обнаружил знакомую фамилию своего вечного оппонента профессора Филиппа Ленарда. Наконец-то пробил и его звездный час! Ну что, мой старый друг, чем порадуете?

«Наиболее важный пример опасного влияния еврейских кругов на изучение природы представляет Эйнштейн со своими теориями и математической болтовней, составленной из старых сведений и произвольных дополнений. Сейчас его теория разбита вдребезги – такова судьба всех поделок, далеких от природы. Солидным ученым не избежать упрека: они допустили, чтобы теория относительности могла найти место в Германии. Они не видели или не хотели видеть, как можно выдавать Эйнштейна – в науке и в равной степени вне ее – за добропорядочного немца…»

На развороте – снова Ленард во всей красе. Открывая новый физический институт, глашатай «арийской физики» говорит: «Я надеюсь, что институт станет оплотом против азиатского духа в науке. Наш фюрер изгоняет этот дух из политики и политической экономии, где он называется марксизмом. Но в результате коммерческих махинаций Эйнштейна этот дух еще сохраняет свои позиции в естествознании. Мы должны понять, что недостойно немца быть духовным последователем еврея. Науки о природе в собственном смысле имеют целиком арийское происхождение, и немцы должны сегодня снова находить собственную дорогу в неизведанное».

Разумеется, отвечать Ленарду, комментировать это бред было бессмысленно. Тем более, вряд ли они там напечатают то, что хотелось бы сказать… А вот давнему другу Максу Планку изложить свои соображения давным-давно пора:

«Настало такое время, когда порядочный человек в Германии должен стыдиться того, как низко со мной здесь поступают… Объявленная война на уничтожение против моих беззащитных еврейских братьев вынуждает меня бросить на чашу весов все мое влияние, которое есть у меня в мире…

Перейти на страницу:

Все книги серии Моя биография

Разрозненные страницы
Разрозненные страницы

Рина Васильевна Зеленая (1901–1991) хорошо известна своими ролями в фильмах «Весна», «Девушка без адреса», «Дайте жалобную книгу», «Приключения Буратино», «Шерлок Холмс и доктор Ватсон» и многих других. Актриса была настоящей королевой эпизода – зрителям сразу запоминались и ее героиня, и ее реплики. Своим остроумием она могла соперничать разве что с Фаиной Раневской.Рина Зеленая любила жизнь, любила людей и старалась дарить им только радость. Поэтому и книга ее воспоминаний искрится юмором и добротой, а рассказ о собственном творческом пути, о знаменитых артистах и писателях, с которыми свела судьба, – Ростиславе Плятте, Любови Орловой, Зиновии Гердте, Леониде Утесове, Майе Плисецкой, Агнии Барто, Борисе Заходере, Корнее Чуковском – ведется весело, легко и непринужденно.

Рина Васильевна Зеленая

Кино
Азбука легенды. Диалоги с Майей Плисецкой
Азбука легенды. Диалоги с Майей Плисецкой

Перед вами необычная книга. В ней Майя Плисецкая одновременно и героиня, и автор. Это амплуа ей было хорошо знакомо по сцене: выполняя задачу хореографа, она постоянно импровизировала, придумывала свое. Каждый ее танец выглядел настолько ярким, что сразу запоминался зрителю. Не менее яркой стала и «азбука» мыслей, чувств, впечатлений, переживаний, которыми она поделилась в последние годы жизни с писателем и музыкантом Семеном Гурарием. Этот рассказ не попал в ее ранее вышедшие книги и многочисленные интервью, он завораживает своей афористичностью и откровенностью, представляя неизвестную нам Майю Плисецкую.Беседу поддерживает и Родион Щедрин, размышляя о творчестве, искусстве, вдохновении, секретах великой музыки.

Семен Иосифович Гурарий

Биографии и Мемуары / Искусствоведение / Документальное
Татьяна Пельтцер. Главная бабушка Советского Союза
Татьяна Пельтцер. Главная бабушка Советского Союза

Татьяна Ивановна Пельтцер… Главная бабушка Советского Союза.Слава пришла к ней поздно, на пороге пятидесятилетия. Но ведь лучше поздно, чем никогда, верно? Помимо актерского таланта Татьяна Пельтцер обладала большой житейской мудростью. Она сумела сделать невероятное – не спасовала перед безжалостным временем, а обратила свой возраст себе на пользу. Это мало кому удается.Судьба великой актрисы очень интересна. Начав актерскую карьеру в детском возрасте, еще до революции, Татьяна Пельтцер дважды пыталась порвать со сценой, но оба раза возвращалась, потому что театр был ее жизнью. Будучи подлинно театральной актрисой, она прославилась не на сцене, а на экране. Мало кто из актеров может похвастаться таким количеством ролей и далеко не каждого актера помнят спустя десятилетия после его ухода.А знаете ли вы, что Татьяна Пельтцер могла бы стать советской разведчицей? И возможно не она бы тогда играла в кино, а про нее саму снимали бы фильмы.В жизни Татьяны Пельцер, особенно в первое половине ее, было много белых пятен. Андрей Шляхов более трех лет собирал материал для книги о своей любимой актрисе для того, чтобы написать столь подробную биографию, со страниц которой на нас смотрит живая Татьяна Ивановна.

Андрей Левонович Шляхов

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное