Альбертина и Дом тысячи чудес

— Плевать мне на солнце! Счастливые дети? Не хочу я никаких счастливых детей. Я сама была бы счастлива избавиться от одного из них, причем навсегда, — осадила тетя Кора даму с ромашковым чаем.

— А я была бы счастлива, если бы нашла наконец одного ребенка, — пробормотала Элеонора Рапп-Майербринк. — Ну хорошо, — обратилась она к даме с телефонными книгами. — Я все-таки рискну вручить вам этот небольшой проспект о «Доме детского счастья», может быть, вы все обдумате и заинтересуетесь.

— Не нужен мне ваш проспект. — Тетя Кора брезгливо поморщилась. — Позвольте, как дом называется?

— «Дом детского счастья».

— Тогда вы наверняка знаете, — и тетя Кора заговорила предельно вежливым тоном, — некую очаровательную госпожу Раппельмайер?

Лицо у Раппельмайерши скривилось.

— Попрошу не коверкать мое имя. Меня зовут Рапп-Майербринк. Я директриса детского приюта.

— Милейшая госпожа генеральная директриса, — тетя Кора впала в реактивный вираж самой изысканной любезности, — нам с вами пора кое-что обсудить.

— Сейчас это делать, пожалуй, не совсем удобно. Я приехала сюда, чтобы забрать одну милую маленькую девочку, госпожа… э-э, простите, как ваше имя?

— Рабеншлаг! Кора Рабеншлаг, урожденная Шульце!

Зеленоватый оттенок в ту же секунду исчез с лица директрисы.

— Разрешите пригласить вас на чашечку ромашкового чая, милейшая госпожа Шульце?

— С превеликим удовольствием, дорогая госпожа Раппельбринк!

Раппель-тети в наступлении

Настроение тети Коры улучшилось необыкновенно. С Раппельмайершей они поняли друг друга с полуслова.

— Разумеется, никто не узнает о том, что маленькая Альбертина от вас сбежала, это останется строго между нами, — уверяла тетя Кора. — О нашей маленькой сделке никто не пронюхает. — Она с чувством удовлетворения сложила документ, согласно которому Кора Рабеншлаг оказывалась последней здравствующей родственницей Альбертины Шульце, а следовательно, ее правомочной опекуншей. И эта очаровательная опекунша точно знала, что для малышки лучше всего: разумеется, тепленькое местечко в прелестном приюте под названием «Дом детского счастья», у госпожи Рапп-Майербринк, за надежной дверью с тремя замками. Именно об этом мечтала тетя Кора, именно так теперь и будет! Нет, смешно, да и только! Ведь если кто-нибудь из семейства Шульце что-то вобьет себе в голову, то только землетрясение, или торнадо, или, в самом крайнем случае, убойная порция мороженого с шоколадом и клубникой может ему в этом помешать, подумала она и спросила себя, откуда, собственно, у нее в голове взялось это идиотское правило.

Но чтобы уж все на сто процентов прошло как по маслу, тетя Кора зашла в магазин к Куликову и вооружилась двумя арбалетами — на всякий случай! Кроме того, она насильно взяла напрокат его автомобиль с такой замечательной решеточкой сзади, в грузовом отсеке. Куликов был не в восторге, но тетя Кора легко смогла его убедить, что позорный провал двух его бойцовских пекинесов не добавляет славы его фирме. Тем более что злополучный воздушный шар с Кастором и Поллуксом приземлился в аккурат в саду Болленштиля. С того самого момента пропала Дэзи.

— Руфус! А ну быстро! — Тетя Кора открыла заднюю дверь в машине Куликова, и ее муж вместе с арбалетами залез в грузовой отсек.

Руфус не без труда разместился на маленькой откидной скамеечке у самого борта. А госпожа Рапп-Майербринк уже удобно устроилась впереди, в кабине, рядом с Корой.

— Сегодня великий день, и он станет совершенно грандиозным, когда Кора Рабеншлаг окажется там, где ей и положено быть — то есть на самом верху. — Она лихо опередила массивный серебристый лимузин, который как раз заворачивал на главную улицу, и изо всех сил нажала на газ.

— Чуть было не врезались, — простонал Гомецингер, который сидел за рулем серебристого лимузина.

— Этот Куликов — хам и идиот. В следующий раз я ему собственноручно дам в зубы. И магазинчик свой ему тоже пора закрывать, — сказал Болленштиль. На рукаве у него красовалась черная повязка в знак глубокого траура по Дэзи. В саду от нее остались только клочки голубого сюртучка.

— Мудрая мысль, господин бургомистр.

— Я и сам знаю, Гомецингер. Фриденсрайх Болленштиль всегда знает, что нужно делать. А вы давайте-ка поторапливайтесь, полный вперед! Вся эта публика должна начать работы в девять, а им еще экскаваторы надо перегнать со стройплощадки. Сегодня придется потрудиться.

— А мне так казалось, то есть я так думал, что вы дали малявке Шульце и этому ее дворецкому сорок восемь часов сроку, — рискнул возразить Гомецингер.

— Вам не положено думать, Гомецингер! Какое мне дело до того, что я там наболтал вчера! Ты хоть понимаешь, что это она подстроила воздушный налет на мою бедную Дэзи, напустив на нее собаковидных куликовских крыс на воздушном шаре! Кроме того, она с клетчатыми детьми никогда не соберет нужную сумму.

— Кто его знает, я не очень в этом уверен, — пробормотал шофер бургомистра и указал рукой на памятник Болленштилю, весь обклеенный плакатами.

Болленштиль высунул голову из окна.