Альбигойский Крест. На Тулузу!

– Молодец. Как, говоришь, тебя звали?.. – Гуго как-то странно улыбнулся. – Что-то я позабыл…

– Жиль, сеньор воин, ой, крестоносец. – Дрожа всем телом, ответил ему пленник. – Только, сеньор, вы ошиблись. Не звали, а зовут…

– Нет, Жиль. Я никогда не ошибаюсь, когда разговариваю с мертвецом… – Гуго резким движением вырвал меч из земли и, описав короткий круг, отрубил тому голову. – Видишь, все-таки, я прав… – Он склонился и посмотрел в медленно стекленеющие глаза отрубленной головы.

Разведчики молча смотрели на то, как Гуго казнил последнего катара, раскрыв рты и находясь ступоре и шоке от увиденного ужаса. Тот криво усмехнулся, вытер меч об одежды последнего казненного катара и сказал, обращаясь к воинам:

– Нам пора, ребята. Все, что нам требовалось узнать, мы узнали. Так, прячем повозки, лошадок забираем с собой в качестве запасных и трофеев. Болты из трупов надо вырвать. Не пропадать же добру… – Он пошел к повозкам, но, на полпути остановился и, хлопнув себя по лбу, сказал воинам. – А мы, ведь, еще и о девочках не позаботились…

– Гуго, нехорошо как-то. Они ведь… Мы ведь с ними, как его, ну, в общем… – Замялся Ансельм, умоляюще посмотрев на командира. – Как-то нехорошо…

– Да? – Наигранно удивился Гуго де Арси. – А, оставлять их здесь, чтобы эти катарские шлюхи рассказали о разведке и том, какие сведения она добыла о гарнизоне и крепости Сен-Феликс, это, по-твоему, хорошо?..

Ансельм что-то невнятно пробурчал под нос, но спорить с ним не стал. Гуго же, наоборот, разошелся, и, сверкая глазами, крикнул:

– Каждый берет свою потаскуху и кончает ее на моих глазах! Если кто откажется – предстанет перед судом сенешаля и святой церкви как пособник ереси!..

Рыцари молча вынули мечи и пошли к пленницам, которые от пережитого насилия только стали приходить в сознание. Руки у многих воинов дрожали, превратив казнь в дополнительную пытку несчастных женщин. Гуго вынул меч и, зарубив свою жертву, стал протыкать тела остальных, проверяя смерть.

– Едем! Его милость сенешаль де Леви, наверное, заждался уже…– Зло плюнул на траву, залитую кровью невинных жертв, юный крестоносец.

Они сели на трофейных лошадок и поскакали к условленному месту, где два их приятеля сторожили коней отряда.

– Ну, как? Удачно? – Спросил у воинов один из сторожей. – Узнали?..

Рыцари хмуро отворачивались, не решаясь рассказать об ужасной и кровавой драме, разыгравшейся на лесной поляне. Лишь Гуго окинул взглядом серые лица товарищей, усмехнулся и ответил:

– О-ч-чень! – Ему понравилось, как он произнес это слово, и снова повторил его. – О-ч-ч-че-э-нь! Мы все разузнали и, вы не поверите, насладились ласками катарских девственниц!

Воины, охранявшие коней, заулыбались, не подозревая об участи, постигшей несчастных девушек, решили расспросить его, что и как. Гуго сел на коня и, окинув взглядом хмурых товарищей, усмехнулся и ответил:

– Все они убиты. Да! И, пожалуйста, не надо делать такие лица и смотреть укоризненно! Они могли выдать нас, рассказав врагам о целях разведки. – Воины молчали, отводя глаза от него. Гуго распалился и крикнул, словно оправдываясь в своем кровавом преступлении. – Господи! Что с вами! Это же, ребята, война! Обычная война! Религиозная война на полное уничтожение! Или мы их, – он сделал красноречивый жест ребром ладони по горлу, – или, не приведи Господь, они нас!

Всю оставшуюся дорогу к лагерю крестоносцев разведчики ехали молча, не проронив ни единого вздоха, не говоря уже о словах. Гуго хмурился и, озираясь по сторонам, тихонько шептал слова молитвы, прося у Господа прощения за свои деяния. Он, как мог, оправдывался в своей душе, пытаясь ссылаться на высший долг перед армией, командирами, упирал на честь. Но тихий внутренний голос, засевший в самых недрах его встревоженной души, шептал иное. Гуго мотал головой, отгоняя проклятый шепот, висевший в его голове глухим эхом, но шепот только нарастал, сдавливая виски и сжимая горло, заставлял сердце юного рыцаря биться, словно большой соборный колокол. Этот шепот был – угрызение совести, пожалуй, самый справедливый и бескомпромиссный судья человека. Но, только при условии, что сердце этого человека еще не превратилось в бесчувственный камень или механизм для перекачки холодной крови.

Отряд вернулся почти в полночь, известившую о начале второго дня октября. Рыцари разбрелись по своим палаткам, а Гуго, понуро опустив голову, пошел к палатке сенешаля де Леви. Его остановили два рыцаря, стоявших на часах возле входа. Несмотря на поздний час, сенешаль не спал, вся палатка была освещена факелами. Гуго распахнул полог и поклонился, входя к сенешалю.