Альбигойский Крест. Сенешаль Каркассона

– Нет, граф де Сен-Жиль обещал разобраться с одной старинной тяжбой, омрачавшей отношения между нашими домами последние два столетия…

– Простите, виконт, я не знал… – вежливо ответил сенешаль.

Ги незаметно улыбнулся и подумал:

«Прекрасно! Виконт, клянусь богом, будет верным другом короне Франции. Да и после разговора с ним я понял, за какую нить я могу перетянуть Раймона-Роже…».

Они подъехали к воротам Фуа, на башнях которых горделиво реяли флаги Раймона-Роже. Трубачи торжественно и громко запели, оглашая прибытие Ги де Леви. Сенешаль повернулся к своим воинам и тихо произнес:

– Будем предельно вежливы и учтивы. Мы – гости…

Рыцари усмехнулись, отряд поднялся в цитадель, миновав узкие и извилистые улочки нижнего города, и въехал в раскрытые ворота твердыни графа.

Хозяин этих земель, гордый и отважный граф Раймон-Роже лично встречал незваных гостей. Он немного постарел и погрузнел, раздавшись вширь, его лицо избороздили глубокие морщины потрясений и испытаний, седина густо посеребрила виски и бороду. Но, несмотря на годы, это был все тот же грозный и независимый пиренейский властитель, пытающийся сохранить свое независимое княжество от посягательств сильных мира сего.

Десять лет суровых испытаний, постоянных поражений и угрозы крестового похода закалили сердце и волю талантливого правителя, но, вместе с этим, вынудили его к постоянному лавированию и поиску сиюминутных выгод, зачастую в ущерб своих стратегических интересов.

Попытка дома де Фуа создать в Пиренеях независимое государство постоянно наталкивалось на суровое и грозное, а подчас и вероломное, сопротивление соседей. Графам приходилось лавировать, перенося свой оммаж от Арагона к Тулузе, от Тулузы к Англии, пока, наконец, на горизонте не возникла куду большая, чем все предыдущие, угроза – Франция и крестовый поход.

Словно двуглавый орел, этот кошмар, а иначе его нельзя было назвать для дома де Фуа, налетел на плодородные и благодатные земли Окситании. Неутомимый Симон де Монфор и его крестоносцы, за спинами которых маячила грозная тень их верховного сюзерена и повелителя, истинного игрока в этих кровавых шахматах под названием «политика», – короля Франции Филиппа Завоевателя, ринулся грабить и разорять все, что попадалось им под руку. Костры Безье, Каркассона, Лавора, Минерва и остальных городов озаряли кровавыми заревами ночи древнего края.

К несчастью для Раймона-Роже, все ставки, на которые он решался играть, оказывались, рано или поздно, проигрышными. Первым погиб, попав под горячую руку крестоносцев, его сосед, виконт де Тренкавель. Его сын-юнец до сих пор вынужден прятаться в Арагонском королевстве и влачить жалкое существование. Вторым, позволив втянуть себя в интриги и поверив в возможность создания могучего королевства по обе стороны Пиренеев, погиб король Педро Защитник, зарубленный в битве при Мюре.

И вот судьба, казалось, улыбнулась графу де Фуа под стенами Тулузы, подарив надежду на прекращение кошмара вместе со смертью графа Симона, но, это был лишь призрак спасения. Раймон-Роже, все глубже и глубже втягивался в водоворот войны, он по инерции продолжал поддерживать непостоянного, трусливого и вероломного графа де Сен-Жиль, поставлял ему наемников, лавировал между католической церковью и катарами, осевшими в его владениях, свивших свои гнезда в его горных замках и толкавших его к пропасти.

Граф метался, уступая своей сестре Эсклармонде, одной из могущественнейших еретичек, предоставлял убежище лишенным земель рыцарям и бежавшим катарам, чем навлекал на свою голову и владения кровавый меч крестоносцев.

Известие, что в его землях появились крестоносцы, до нервной дрожи проняло Раймона-Роже. То, чего он так боялся и о чем не желал думать, само постучалось в его двери. Постучалось нагло, смело и беззастенчиво. Война, сжимая в своей костлявой руке огромный смертоносный меч, вплотную подошла к Фуа. Граф старался не подавать вида, улыбался и даже побывал на большой охоте, но, засыпая, каждый вечер молился о спасении своего рода и владений.

«Самое удивительное, – подумал граф, глядя на подходившего к нему сенешаля Ги де Леви, – что судьбе угодно сводить меня именно с этим рыцарем вот уже на протяжении двадцати лет. Я помню, как он молодым послом проезжал через владения к королю Арагона. Если не ошибаюсь, он был до странности внимателен ко всему, что попадалось ему на пути следования. Потом, именно он привел части покойного Симона к городу Фуа, осадил его и обрек на голод. А сколько раз он был свидетелем моего позора! Кастельнодари, Мюре! Боже, сколько мне еще осталось терпеть эти муки? Значит, теперь уже недолго, раз приехал именно он…»

Граф радушно улыбнулся и, разведя широко свои руки, произнес:

– Бог мой! Мессир Ги де Леви! Глазам своим не верю! Что привело в мой дом и мои владения столь знаменитого человека?

Ги учтиво поклонился и ответил:

– Визит дружбы, старой боевой дружбы, вынудил меня прибыть к вам, дорогой граф. Надеюсь, наша вражда носит только поверхностный характер?..