Альбигойский Крест. Сенешаль Каркассона

– Сеньор, сеньор, умоляю вас! Не надо… – Голос Робера сошел на хрип. – Ради всего святого, не надо…

– Что именно, Робер? – Изобразил удивление Ги, он поймал перепуганный взгляд монаха. – Или мы решили разделить участь своих товарищей?..

– Погодите, сеньор! – Робер умоляюще сложил руки. – Погодите…

Сенешаль обвел взглядом рыцарей, посмотрел на монаха, бледного, как полотно, повернул голову к предателю и громко ответил:

– Хватит годить, коли время родить! Бери меч и ступай!..

Он топнул ногой. Робер вскочил, вжал голову в плечи и пошел к рыцарям, которые уже завязали глаза приговоренным к казни. Бушар де Марли окинул его уничтожающим взглядом, вздохнул и покачал голой, затем, вышел вперед и громко сказал, обращаясь к катарам:

– Ну, вот и все, голуби мои! Пришло вам, значит, время. Порядком вы, ребятушки, землицу-то потоптали, пора и на тот свет собираться. Эх, хорошие вы, видать, воины, раз не ворчите и не ругаете меня бранными словами, за что огромное вам спасибо. – Он обратился к рыцарям. – Так, орлы, теперь, прости нас Господи, настала наша работа! Извольте, сеньоры, встать за спинами наших подопечных и по моей команде облегчить им страдания! Всем, надеюсь, понятно?

Рыцари молча кивнули и встали за спинами приговоренных. Бушар плюнул на землю, вынул свой меч и громко крикнул:

– Мечи из ножен!..

Раздался свист мечей, вылетавших из ножен. Рыцари подняли мечи над головами и приготовились. Бушар махнул рукой, подзывая монаха:

– Давай, отче, пройдись-ка перед ними, сердешными, да осени их головы Крестом, как-никак, а твари Божьи…

Монах пошел, а де Марли повернул голову к Роберу, который трясся, глядя на казнь, и тихо сказал:

– Смотри, подлец, как надо правильно головы рубить, и учись. Не дай Бог, если ты заставишь мучиться кого-нибудь из своих товарищей…

Робер чуть было не потерял сознание, но Бушар топнул ногой и прикрикнул на него:

– Брось выкидывать такие штуки! Ты у нас не девица, чтобы в обмороки падать…

Монах закончил обход катаров, Бушар вздохнул и крикнул:

– С Богом, ребята! Руби!..

Рыцари со свистом опустили мечи, отрубая головы первому ряду пленных. Бушар вытянул голову, посмотрел, все ли рыцари отрубили головы врагам, и остался доволен.

– Сеньоры, благодарю вас за работу! – Бушар протянул меч Роберу и сказал. – Давай, теперь твоя очередь…

Рыцарь повернулся к оруженосцам, стоявшим возле лошадей, и крикнул:

– Эй, бездельники! А, ну-ка, тащите сюда мой новый бастард германской работы!

Оруженосцы проворно принесли большой меч. Бушар кивнул оруженосцам, показывая им на пленника:

– Вручите меч ему! Посмотрим, что за диковину изготовили мастера из Золингена!

Робер слабыми руками взял тяжелый рыцарский меч, который чуть не выпал из его рук.

– Э-э, поосторожнее с ним, урод! – Бушар отвесил увесистый шлепок по затылку Робера. – Это меч – а не сачок для бабочек…

Рыцари весело засмеялись удачной шутке их командира. Робер, подталкиваемый в спину Бушаром де Марли, приблизился к оставшейся шеренге приговоренных к казни, и встал у них за спинами.

– Так, теперь, поднимай-ка меч над головой и, когда я скажу, резким и сильным движением руби голову. Понял? Резким и сильным движением…

– П-п-пон-нял… – пролепетал Робер, бледнея с каждой секундой.

– Вот и молодец, соколик… – Рыцарь встал у него за спиной и тихо произнес. – Давай, руби…

Робер резко опустил меч на шею пленника, тот вскрикнул и неуклюже завалился на траву. Голова была перерублена, но не отсечена от тела. Судороги пробежали по телу несчастного. Бушар выхвалил кинжал, перевернул тело и быстрым ударом вонзил ему нож в сердце. Катар затих. Де Марли выпрямился, вытер лезвие об его одежду и жутким взглядом посмотрел на Робера. Предатель затрясся и отступил на шаг. Бушар страшно улыбнулся и тихо произнес:

– Неплохо, для начала. А теперь, сделай так, чтобы остальные из них не мучились. Уважь своих товарищей…

Робер с трудом выпустил из себя воздух. Его взгляд скользнул по телу казненного – словно разряд тока пронзил сердце предателя. Но, вместе с ним, казалось, какое-то исступленное облегчение охватило голову. Словно спали жуткие моральные путы, тяготившие его жалкую душонку, а на их место влезла холодная и смеющаяся вседозволенность, граничащая с умопомрачением.

Робер осознал, что, именно с этого мгновения, он больше не имеет родных или близких. Весь мир, в котором он рос и жил до этой минуты, рушился и исчезал у него на глазах. Но, вместо зияющей пустоты, сквозь пелену руин проглядывала тонкая, словно молодой росток, и извилистая дорожка предательства, проклятий и небытия. Он понимал, что его презирают даже крестоносцы, но жизнь, которую он толком и не видел, толкала его вперед, через тела своих товарищей.

Он поднял меч, подошел к другому пленнику и резким ударом отсек ему голову.

«Странно, – пронеслось в голове Робера, – даже не тошнит…».

Меч, словно живое существо, словно какой-то легендарный хищник, напился крови врагов и требовал еще и еще. Робер чувствовал, как что-то едва трепещет под рукой. Может быть, это тряслась его рука, а может…