Альбигойский крестовый поход

Однако этих людей уничтожили не Альфонс де Пуатье и не Людовик IX. Им позволили уничтожить самих себя и не позволили возместить потери разбойным путем. Новые правители Юга были более терпимы к особенностям южного общества, чем Симон де Монфор, и, за исключением тех случаев, когда их политические интересы были под угрозой, они обычно придерживались подхода своих предшественников. Их чиновники часто, но не всегда, были северянами, и предприимчивые уроженцы Юга, такие как Сикар д'Аламан, все еще могли сделать состояние на королевской службе, как они делали это при Раймунде. Правовые нормы Юга сохранялось в целости и сохранности до Революции и даже распространились на соседние регионы, такие как Ажене. Авторитарные положения римского права понравились некоторым преемникам Людовика IX, особенно Филиппу IV Красивому, при котором в число самых влиятельных советников входили юристы обучавшиеся в университете Монпелье, такие как Пьер Флот и Гийом де Ногаре. Это было своеобразным ответным вторжением южан на север, которое далеко не приветствовалось погрязшим в снобизме и консерватизме старым правящим классом.

Людовик IX и Альфонс де Пуатье оба инициировали всестороннее расследования проступков своих чиновников, и тот факт, что отчеты сохранились в таком большом количестве, очернил их репутацию больше, чем они того заслуживали. Шателена из Альеса могла быть права, а могла и не быть, считая, что сенешаль преследовал ее, потому что она отвергала его ухаживания. Насколько ее случай был типичным, мы не знаем. Но правление Альфонса де Пуатье было, безусловно, лучше, чем правление династии Раймундов, и, вероятно, лучше, чем все, что последовало за ним до эпохи интендантов XVIII века. Тот факт, что самая неспокойная из всех французских провинций безропотно подчинилась французскому господству, говорит о том, что по крайней мере большинство из ее жителей считали столетие мира справедливой платой за потерю политической автономии. Вторая половина XIII века стала периодом беспрецедентного процветания Лангедока. Нарбонский собор, церковь-крепость в Альби и доминиканский монастырь в Тулузе стали памятниками нового богатства, а также возврата к религиозной ортодоксии, который ему сопутствовал. Быстро растущее население ввело в оборот значительную часть заброшенных сельскохозяйственных земель и породило целый ряд новых городов, не имеющих аналогов в истории градостроительства. Их все еще можно лицезреть, а их названия напоминают об атмосфере оптимизма, в которой они были основаны — Гренада, Корд, Пави, Болонь. В долгосрочной перспективе будущее Лангедока должно было стать затяжной историей экономического упадка. Но живших тогда людей можно простить за то, что они не смогли этого предвидеть. Черная смерть и Столетняя война оказались для них гораздо более разрушительными, чем Альбигойский крестовый поход, и если Лангедок к концу Средневековья превратился в нищую глушь, то вольные рутьеры Эдуарда III несут за это большую ответственность, чем крестоносцы Симона де Монфора.

Культурное влияние крестового похода — более трудноразрешимая проблема. Оно, конечно, было меньше, чем влияние нормандского завоевания Англии в XI веке или даже анжуйского завоевания Сицилии в XIII веке. Но тогда французы безжалостно колонизировали Англию и были изгнаны с Сицилии. Ни того, ни другого в Лангедоке не произошло. Бесспорно, что на Юге накануне крестового похода существовала самостоятельная цивилизация. Эта цивилизация уже находилась в упадке, но ее упадок не должен был быть необратимым, как не должно было быть неизбежным, то что плодородие XII века сменилось бесплодием XIV. Крестовый поход и его последствия уничтожили мелкое дворянство, которое покровительствовало трубадурам. Он переместил центр управления Югом в Париж. После него те талантливые люди, что еще оставались, пошли по дороге к богатству и влиянию, которая вела на юг в Каталонию и на север в Иль-де-Франс. Трубадур Пейре Карденаль зарабатывал на жизнь при дворе короля Хайме Арагонского. Гийом Фигейра, портной из Тулузы, который писал песни полные непреодолимой ненависти к церковникам крестового похода, закончил свою жизнь в северной Италии среди воров, проституток и мытарей. Искатели удачи отправились на север, как Гийом де Ногаре, юрист из Сен-Феликс-де-Караман, который стал самым влиятельным министром Филиппа Красивого, несмотря на подозрение в ереси, запятнавшее его родителей.