Альбион и тайна времени

Говорят, что Байрон своей родословною дорожил более, чем своими творениями. Чувство весьма понятное! Блеск его предков и почести, которые наследовал он от них, возвышали поэта; напротив того, слава, им самим приобретенная, нанесла ему мелочные оскорбления, часто унижавшие благородного барона, передавая имя его на произвол молве.

А. С. Пушкин. «Байрон»

Экскурсионный автобус въезжал на территорию Ньюстедского аббатства. Еще несколько минут — и я увижу места, где Байрон бегал мальчишкой, где он любил и страдал, где в тишине родился Чайльд Гарольд, где были написаны многие восточные поэмы.

— Любите ли вы Байрона? — спрошу я у начитанного своего знакомого москвича.

— Ах, — скажет он, — Байрон! Байрон, конечно, чудо! Байрон это Байрон!

Скажет и не постесняется. Байрона стыдно не любить, как позорно не любить Данте Алигьери тому, кто сдавал его бессмертный триптих по сокращенному курсу обязательной программы, как нехорошо быть равнодушным к имени Гете — с последним все же дело обстоит полегче — оперу «Фауст» слушали многие, вот если бы «Фауста» еще и в кино сняли, удивляюсь, почему не снимают — очень кинематографический сюжет с дьяволом, вальпургиевой ночью, страданиями и страстями — если бы сняли, тогда бы Гете знали все.

Буду честной — у меня с Байроном всегда были отношения сложные. Покуда я читала его по-русски, бедность переводов не давала возможности осилить и двух страниц.

Конечно, я любила стихи Пушкина «Погасло дневное светило», не зная, что это переложение «Прощальной песни» Байрона. «Есть наслаждение и в дикости лесов», строки, принадлежащие Батюшкову, были интерпретацией одной из байроновских тем, но я не связывала их с Байроном. Даже «Шильонский узник», поэма Байрона, переведенная Жуковским, была для меня всегда сочинением Жуковского.

Образ Байрона, образ его поэзии, мятежный и прекрасный, не возникал передо мной. Я скучно верила учебникам, что он был великий английский поэт, повлиявший на всю мировую литературу.

У очень талантливого переводчика и поэта Георгия Шенгели есть интересное суждение о том, почему Байрон «не вошел» в «алмазный фонд» русского читателя. Шенгели объясняет эту несправедливость слабостью переводов. Сравнивая языки английский и русский, Шенгели очень убедительно показывает, как надо переводить Байрона. Читая его, я соглашалась с каждым положением статьи, возмущалась приведенными примерами халатности переводчиков. И неминуемо последовало желание прочесть Байрона в переводах Шенгели. Он перевел «Восточные поэмы» и, начав читать их, я не прочла и двух страниц, поняв, что при всем уме и точности переводчика и тут не случилось чуда.

Склонна я думать, что Байрон столь же непереводим на русский язык, сколь Пушкин на английский. Чтение английских подлинников Байрона лишний раз убеждает меня в этом. Ведь главное — индивидуальность поэта Байрона не в темах, а в духе его поэзии.

Так почему же все-таки я вступила в аббатство Ньюстеда с трепетным волнением? Причиной был Пушкин. Он, любивший Байрона, боготворивший его, никогда и мечтать не мог не то чтобы увидеть поэта (Пушкину было двадцать пять лет, когда Байрон умер), но хотя бы побывать уже зрелым человеком в местах, связанных с Байроном.

Я шла по дорожкам Ньюстедского парка, и незримо Пушкин шел рядом.

«В 1798 году умер в Ньюстеде старый лорд Вильгельм Байрон и маленький Георгий Байрон остался единственным наследником имений и титулов своего рода… И восхищенная мистрисс Байрон осенью того же года оставила Абердин и отправилась в древний Ньюстед с одиннадцатилетним своим сыном и служанкой».

Была ранняя осень. Просторный холмистый парк Ньюстеда пылал огнями умирающей листвы. Дорога долго вела в гору, потом покатилась с горы, и внизу блеснула вода. Пруд был окружен плакучими ивами. На противоположной его стороне серебряным каскадом бежал водопад. Дорога превратилась в большую засыпанную гравием лужайку, на которой слева от пруда высились развалины старинного аббатства, а к ним примыкал ньюстедский замок.