Альбом для марок

      руки говночиста…

Известная школьная загадка (произносить с ужасом):

– Чего никогда не было, нет, не будет и не дай Бог, чтоб было?

Ответ: – В пизде зубов.

– Что в школе всегда было, есть, будет, а если не будет, произойдет культурная катастрофа?

Ответ: – Анекдоты о Пушкине.

Шли Пушкин, Лермонтов и Некрасов, глядят – четвертная. Заспорили. Решили, кто лучше стих сочинит, тому водка.

Некрасов:

Пароход идет ко дну,

Дайте рюмочку одну!

Лермонтов:

Рыбка плавает на дне,

Дайте рюмочку и мне!

Пушкин:

Я не знаю ни хуя,

Четвертная вся моя!

Хоть что-то школьное я рассказывал дома – из вежливости. И я рассказывал про Пушкина поневиннее.

Дневник

23 января 1945 г.

Зима. Мимо памятника идет прохожий и говорит:

“Полно, Пушкин, в шляпу бздеть —

Пора на голову надеть!”

Анектʼдʼот.

Пушкин играл в прятки и спрятался в кучи мха. Его разыскивали, но не нашли и стали звать: “Александр Сергеич, где вы?” А он в ответ: “Во мху я! Во мху я”. Все в ужасе разбежались.

Рассказал папа.

Я передал в классе и получил продолжение:

Пушкин и девушка Буся спрятались под стол. Их не могут найти. Зовут. Пушкин радостно: – Я и Буся под столом!

ТРЕТЬЕ ВЛИЯНИЕ – кино, радио.

В школу приезжала кинопередвижка или нас водили в воскресенье на первый сеанс в Уран/Фору́м:

Фельдмаршал Кутузов,

Зигмунт Колосовский,

Неуловимый Ян,

В горах Югославии,

Великий перелом.

К действительности эти фильмы отношения не имели.

Перед коллективным сеансом что-то устраивали. В Уране фальшиво распинался Чуковский:

– Я хрюкать не умею, вы мне будете помогать – три-четыре —

      Уточки заблеяли:
      Хрю-хрю-хрю!

Вокруг него порхали балетные школьницы из призрачного дома пионеров. Вдруг одна схватилась за глаз и убежала: злодей засадил ей из рогатки. Чуковский нас злобно стыдил.

По своей воле мы смотрели несколько другое (лакомые Заключенные и выбранные места из Котовского относились к Первому влиянию). Наш выбор тоже не имел отношения к действительности, но фильмы были поярче, позавлекательнее и живо входили в фольклор:

Поединок: Петер Вайнер-Петронеску: – Прощай, матушка-Русь!

Подвиг разведчика: Вилли Поммер, король щетины.

Два бойца: Шаланды, полные кефали и Темная ночь.

Багдадский вор: – Я хочу быть, я хочу быть моряком…

Три мушкетера[29]:

      Эх, вар-вар-вар-вар-ва́ры
      Случилася беда —
      У нас под Ленинградом (!?)
      Зарезало вора.
      Он вар-вар-вар-вар-воришка
      Попал под колесо,
      Отрезало хуишко
      И правое яйцо.

Джордж из Динки-джаза:

      По экрану бегали фигуры,
      Фриц какой-то жалобно вопил.
      Я сидел, обнявшись,
      Одной рукой прижавшись,
      А другой по буферу водил…

Новые похождения Швейка дали прозвище Швейка (именительный, ед. число) и обрывки ленты, ставшие месяца на три меновой единицей:

– Я те за это две швейки дам!

Трансляция у всех орала с утра до ночи. Иногда повторяла кино:

      Ай спасибо Сулейману,
      Он помог сове-е-етом мне!

иногда подражала:

      О горе мне,
      О горе —
      Ходит ко мне судья
      Обедать.

По воспоминаниям, диво как хороши были самостоятельные радиоспектакли – сороковые были, наверно, их лучшим временем. Случайно, из многих несколько: композитор Никольский, режиссер Роза Иоффе, звукоподражатель Андрюшина́с.

Детские были никак не хуже взрослых. Для сравнения:

взрослые:

      Ночь листвою чуть колышет,
      Серебрится луч луны…
           У вас одно, у нас другое,
           А разницы, пожалуй, никакой…

      Жил-был Андрей Четвертый,

      Он славный был король…

           Настала ночь,

           Уснул Париж,
           Закрылись крепко все запоры.
           Пока мы здесь,
           Повсюду тишь —
           Дрожите, жулики и воры!

детские: