Кавказский жанр:
Армянская загадка: – Балшой, зеленый, длинный висит в гостиной. Что такое? Селедка! Пачему зеленый? Мой вещь – в какой цвет хочу, в такой крашу.
Армянский анекдот: Посмотрел армянин
Салонные игры:
– Когда человек бывает деревом? – Когда он со сна.
– Когда ходят на балконе? – На бал кони никогда не ходят.
– Когда садовник бывает предателем родины? – Когда он продает настурции.
– Какая разница между слоном и роялем? – К слону можно прислониться, а к роялю прироялиться нельзя.
– Почему митрополит, а не митростреляет?
– Почему попрыгун, а не попадья-рыгунья?
– Почему попукивает, а не попадье кивает?
– Я иду по ковру,
Ты идешь, пока врешь,
Он идет, пока врет.
– Первое – блюдо, второе – фрукт, вместе – кухарка бывает довольна, когда приходит кум-пожарный. (Щи – слива).
– Первое – птичка, второе – приветствие в телефон, целое – говорит прислуга, беря на плечо коромысло. (Чиж – алло).
Детские анекдоты:
– Мама, он мушек давит! – Ах ты, хороший, добрый мальчик, мушек пожалел. – Нет, я сам хочу их давить!
– Мальчишке в трамвае живот схватило. Мама ему говорит: – Терпи, казак, атаманом будешь. – Он терпел, терпел, а потом говорит: – Мама, я уже не атаман.
– Смех и грех. Мальчик за столом пукнул. Гости на него глядят. Он подумал и говорит: – Это я ротом.
– Проехал грузовик. Воробьи попрыгали по мостовой и возмущаются: – Навонял, а есть нечего!
Уже пореволюционное:
Студенческая пародия:
Нэповское:
То же, с кафешантаном:
Мама постоянно распевала оперные арии – по старой памяти и с радио.
Изредка – за штопкой (глажкой) – радиокомитетские песни советских композиторов:
В сознание не умещалось, что родной может быть винтовка.
А трансляция на Капельском была, как везде, как у всех. Не было ее только на Большой Екатерининской – и не только у бабушки с дедом.
В тридцать седьмом из Карабугаза в Москве – чудом, на один день – оказался ссыльный Камандин, первый муж мамы. Он пришел на Капельский днем, когда папа был в Тимирязевке. Умолял маму уехать с ним, брался меня усыновить. Мама трезво отказалась. Пораженный, я вечером доложил папе:
– Был дядя, пил водку, плакал и закусывал огурецом.
В переулке зимой человек без пальто, опухший, в очках просит у мамы двадцать копеек. Она достает рубль:
– Несчастный.
Сажали всех. Бабка с дедом, естественно, ни минуты не верили, что кто-то из арестованных виноват. За себя не тревожились:
– От судьбы не уйдешь. Не судьба – ничего и не будет.
За своих – тряслись, за других – возмущались. Не возмущался дед показательными процессами:
– Что мне, Бухарина жалко? Мне Никулина[17]
жалко.